Форум » Командная игра "Next vs Cross-gen" » Next-дуэль 2011. II тур. Батман. "Рыжая", фик, миди, гет, R, ЛЛП, ДМ, МФ » Ответить
Next-дуэль 2011. II тур. Батман. "Рыжая", фик, миди, гет, R, ЛЛП, ДМ, МФ
Фехтмейстер и ученик: Название: Рыжая Автор: шахматная лошадка Бета: Сестрица Фордж Баннер: aaivan Герои/пейринг: Лили Луна Поттер, Драко Малфой, Маркус Флинт Рейтинг: R Жанр: романс/приключения Категория: гет Размер: миди (114 тыс. знаков с пробелами) Саммари: последнее лето детства Предупреждение: нон-кон Дисклеймер: мальчишки и девчонки, а также их родители принадлежат Дж.К.Роулинг Примечание: фик написан на "Next-дуэль 2011" на Next-форуме, задание - Батман. Авторский фик, гет, команда Crossgen Ссылка на работу команды-соперника: "Пропавшим без вести", авторский фик, мини, гет, R, Тедди Люпин/Виктуар Уизли, Гарри Поттер
Ответов - 35, стр:
1 2 All
Фехтмейстер и ученик: Того, кто придумал этот идиотский родительский день, надо превратить в какую-нибудь особенно редкую и ценную гадость и пустить на ингредиенты для зелий. А, нет! Трансфигурированная материя же не годится для зельеделия. Второе следствие из закона Клебса и, как его там, этого… Настоящее чудо, что я всё-таки умудрилась сдать СОВы. И родители это отлично понимают. Поэтому не отвертеться мне от летних занятий с тётей Гермионой, если папа сейчас послушается маму и заберёт нас всех из лагеря. Конечно, Ал только рад будет. Не удивлюсь, если именно он подал маме эту идею. Спрашивается, зачем он вообще с нами потащился? Но больше всего бесит, что ему непременно надо заручиться одобрением родителей, вместо того, чтобы просто уехать, раз уж его так всё разочаровало. Ему-то, в отличие от меня, уже есть семнадцать. Через пару месяцев восемнадцать исполнится – будет совершеннолетним даже по маггловским меркам, а всё пытается косить под маленького. Главное, ему при этом замечательно удаётся манипулировать мамой и папой. Конечно, он же умница и послушный сын – не то что мы с Джеймсом. Даже то, что Ал – не гриффиндорец, теперь считается плюсом. А ведь когда они с Розой оба угодили на Равенкло, в клане Поттеров-Уизли чуть ли не траур объявили, я это отлично помню! Дядя Рон даже рвался отправить дочери вопиллер. Зато сейчас ими вся семья восхищается – лучшие выпускники курса, новоиспечённые студенты Британского колдомедицинского института, наша гордость и надежда, ах-ах-ах! А я считаю, Алу просто всё слишком легко даётся. Рози, например, пахала ради этого поступления, как одержимая. Дошло до того, что сама тётя Гермиона посетовала, что "ребёнок слишком много занимается". Но мой гениальный братец – совсем другое дело. Ему достаточно бегло пролистать учебник, чтобы потом без напряжения цитировать его вдоль и поперёк. А уж в зельеварении Алу вообще равных нет. Так что я не верю, что он зверски перетрудился этим летом. И все эти разговоры про "поеду с вами в лагерь, чтобы проветрить голову", наверняка, велись с каким-то дальним прицелом. Это мы с Джеймсом знаем, что квиддич Алу ни за каким пикси не встрялся. Он и в Хогвартсе только место в команде занимал. Способности есть – ещё бы, с такой-то наследственностью! – а желания работать нет и близко. Но ведь папа бы расстроился, если бы его любимчик не проявил себя на поле, вот Ал и пошёл навстречу его мечтам о супер-семье, состоящей из одних лишь выдающихся игроков. И терпел – терпел квиддич! – до самого выпуска. Выдающимся всё равно не стал, что неудивительно, с таким-то отношением, но отцовское тщеславие потешил. Ещё и сюда за нами увязался, как будто это забава какая-то! А теперь притворно сокрушается, что лагерь оказался бесполезной тратой времени, да ещё и "наша Лили" покалечилась… То есть я почти уверена, что он наябедничал на мистера Малфоя, в тот же день написав домой. Чтобы не самому позорно сдаться, не выдержав "муштры", а натравить на тренера родителей, прикрываясь заботой о младшей сестре. И это после того, как мы с Джеймсом столько сил потратили, чтобы скрыть от них, под чьим руководством нам предстоит заниматься! Тогда мне просто ужасно хотелось поехать, и было совершенно всё равно, кто там будет тренером. Но теперь… Теперь я каждый день просыпаюсь и благодарю судьбу за то, что папа усадил меня на метлу чуть ли не раньше, чем я научилась ходить. За то, что Джеймс, пролетевший со своей экзотической травмой мимо всех отборов этого года, в поисках независимой тренировочной базы наткнулся на объявление об открытии молодёжного квиддичного лагеря под патронажем спортивного отдела Министерства. За то, что родители, увлечённые очередной весной в своих отношениях (наступившей после очередной попытки развестись), доверили Джеймсу, как старшему и ответственному, самостоятельно оформлять путёвки, и поставили свои подписи в моём бланке, особенно не разбираясь, куда отпускают свою несовершеннолетнюю дочь. Но сейчас везение кончилось. И мамино негодование подпитывается чувством вины за то, что она выпустила дело из-под своего контроля. То, что совершенно ничего ужасного не случилось, не имеет никакого значения. Сам факт, что "это же Малфой", возмутителен и требует немедленного принятия мер. Эту лавину не под силу остановить никому. Её можно только переждать. Поэтому я сижу и молча ненавижу того, кто решил, что непременно надо было предоставить родителям возможность навещать в лагере своих великовозрастных детей – старшекурсников и недавних выпускников Хогвартса. Если бы не заботливо разосланные этим кем-то портключи, Ал мог бы сколько угодно гонять сов, расписывая, какие здесь ужасные порядки, какой гадостью нас пытаются кормить и сколько рук и ног ломается на каждой тренировке – всё равно никому бы не удалось прорваться через границу ненаходимости. Даже моим родителям. А устраивать скандал в Министерстве, не получив железных доказательств, они бы не стали. Как все гриффиндорцы, мама с папой ужасно боятся показаться предвзятыми. Даже сейчас они вряд ли пойдут ругаться с мистером Малфоем, предпочитая убедить нас с Джеймсом уехать добровольно. Не знаю насчёт Джеймса, а меня можно забрать отсюда только под Империо. И мама наверняка это чувствует, хоть и не знает причины. Если бы знала – не погнушалась бы и Империо, это точно. По перилам крыльца ползёт мохнатая багрово-алая гусеница. Если представить над её головой струю пара, получится Хогвартс-экспресс в миниатюре. Но все попытки сосредоточиться на этой умиротворяющей картинке портят мамины причитания: "Лили, ты ещё маленькая, Лили, ты такая наивная, Лили, ты ребёнок, ребёнок, ребёнок, ты безнадёжно и непоправимо мой ребёнок и обязана думать только те мысли, которые мы с отцом вкладывали в тебя с самого рождения…" То есть говорит-то она что-то более с её точки зрения убедительное, даже не замечая, что речь не имеет успеха у аудитории. Джеймс сам не в восторге от мистера Малфоя, но у него нет особого выбора. Уйдя из своих полуподпольных "Трафальгарских Голубей" с расчётом попробоваться в одну из официальных команд Лиги, а вместо этого всю отборочную неделю провалявшись в Мунго, он в итоге остался ни с чем. "Голубей" разогнали окончательно, и теперь ему стало совсем негде тренироваться. До осени, когда Джеймсу обещали устроить собеседование с тренером "Торнадос", ему важно не потерять форму, поэтому в его лице я имею достаточно надёжного союзника. Но он ни за что на свете не захочет огорчить маму, поэтому не выступит против неё открыто. Прямо сейчас он пытается ненавязчиво мимикрировать под свежеоструганные доски крыльца, но получается не очень. Ал сделал своё чёрное дело, несколькими с виду невинными фразами выразив вотум недоверия лагерю вообще и мистеру Малфою в частности, и удалился паковать вещи. Папа делает вид, что мирно греется на солнышке, но я вижу, что ему не нравятся мамины аргументы. По существу-то он наверняка согласен. А я молчу и наблюдаю за гусеницей. Учусь у неё терпению. Только вот у гусеницы передо мной есть одно принципиальное преимущество – ей нет никакого дела до мистера Малфоя и его удивительных глаз, похожих на затянутые льдом полыньи с чёрными проталинами зрачков. Ей совершенно всё равно, когда о нём говорят чудовищные гадости. Никто не ценит, как долго я могу, не перебивая, слушать проповеди старших. Зато едва только срываюсь – тут же обвиняют в несдержанности. – То, что вы с таким пафосом называете войной, на самом деле было не более чем разборками двух политических группировок. Путчем. Война – на Ближнем Востоке, как тогда началась, так до сих пор и продолжается, но вам же до этого дела нет! – Как будто на магглов можно повлиять! – Вот-вот, мамочка, ты такой же чистокровный сноб, как и мистер Малфой. – Какая разница, как называть то, что было – войной или путчем? – примирительным тоном вмешивается в разговор папа. Но теперь уже поздно. Раньше надо было улаживать терминологические разногласия. – Разница в том, что вы считаете мистера Малфоя военным преступником. Как Хусейна, Милошевича, Насраллу… – мама растерянно хлопает глазами. Конечно, откуда ей знать про маггловские "разборки" двадцатилетней давности. В отличие от папы, которого служба обязывает иметь хоть какое-то представление о новейшей истории. – Он что – терроризировал мирное население? Командовал массовыми казнями? Он вообще кого-нибудь убил? – Нет, но мог. Хотел. Хотел уничтожить таких, как тётя Гермиона. – Уничтожить?! Мам, это даже не смешно! Когда я руку сломала, он чуть в обморок не грохнулся, а ты про убийства… Тут я, конечно, здорово преувеличиваю, но меня некому уличить – с Джеймсом мы тренируемся в разное время. Всех записавшихся в лагерь сразу разделили на две "лиги", состоящие из двух команд каждая. Джеймс и Альбус угодили в старшую "лигу", я – в младшую. Поэтому братья не были свидетелями моего героического сейва, закончившегося столкновением с кольцами и неудачным приземлением на многострадальный, неоднократно ломавшийся локоть. Так что откуда им знать, какой была реакция тренера? Да, в обморок не падал, но первым, что пробилось к моему сознанию сквозь шоковую боль, был его взволнованный голос, повторявший: "Лили, Лили, не вставайте!" Потом он лично отлевитировал меня в медпункт и держал за другую, здоровую руку, пока наш лагерный колдомедик вправляла мне локоть. И его пальцы – длинные, с крупными костяшками, мужские пальцы еле заметно дрожали. А когда обезболивающее начало действовать, он расшнуровал и помог стащить ботинки и "защиту", уложил меня на кровать и – честное слово, так и было! – мимолётно коснулся жёсткой ладонью моей щеки, поправив волосы и погладив одновременно. И сказал: "Отдыхайте, Лили". – Ещё бы – ты же не кто-нибудь, а дочь Гарри Поттера! Мама изрекает это на полном серьёзе, и я понимаю, что битва практически выиграна. Потому что папа кривится, как будто раскусил всевкусный орешек с рыбьим жиром. Я могу уже вообще ничего не говорить, только разве что тихонько хмыкнуть. Она, разумеется, тут же соображает, что ляпнула что-то совсем не то, и пытается оправдаться: – Я хотела сказать, что Малфой отлично понимает, какие у него будут неприятности, если что-то случится с… – …с любым ребёнком в этом лагере, – перебивает её папа, жёстко, как будто говорит с проштрафившимся подчинённым. – Это нормально для тренера – переживать за своих подопечных. Особенно когда речь о детях. И вовсе не из-за страха перед наказанием. – Но мы-то говорим о Малфое! – раздражённо восклицает мама. – С какой стати считать его нормальным тренером? – С такой, что в случае с Лили он действовал совершенно профессионально. Я поговорил с членами младшей "лиги", которые присутствовали на поле, когда это случилось. Все показания сходятся, и они в пользу Малфоя. На этот раз папочка превзошёл самого себя. Приехать навестить детей в спортивном лагере – и тут же учинить допрос сокомандникам дочери. Когда только успел? Вот кто на самом деле ведёт себя профессионально. А мистер Малфой… Я уверена, он не просто действовал по инструкции. Он назвал меня "Лили". Так и сказал: "Лили". Это было его первое обращение ко мне с самого открытия лагеря. Но всех остальных он называет по фамилии, это точно! Лили. Ли-ли. – Лили, так ты не идёшь с нами? – Нет, конечно! Я даже ни в одном матче не поучаствовала ещё! – Но Альбус считает, что… – Много он понимает, твой Альбус, – ворчу я под нос. То, что Ала не устраивает стиль здешних тренировок, очень сильно отличающийся от хогвартской вольницы, не значит, что мы с Джеймсом такие же хлюпики. Мистер Малфой классно летает, я и половины его приёмов ещё не знаю. Но собираюсь освоить все! И если кому-то лагерь "не может дать ничего нового", то этот кто-то, должно быть, является инкарнацией Дэя Лльюиллина, не меньше. – Ал просто не сошёлся характерами кое с кем, – неожиданно подаёт голос Джеймс. Вот уж не думала, что он решится выступить в защиту тренера! Мне казалось, Джеймс тоже недоволен его методами. Обязательные утренние пробежки, например, достали практически всех. Никто до сих пор не взбунтовался лишь потому, что мистер Малфой сам бегает наравне с нами. И восемнадцатилетним лбам стыдно запросить пощады, когда тренер играючи обходит их в горочку, да ещё и интересуется участливо самочувствием и настроением. А уж Джеймсу, который почти сезон отыграл за любительскую по официальному статусу, но вполне серьёзную в плане требований к игрокам команду, и подавно гордость не позволит сдаться. – У него с кем-то возник конфликт? Мама от волнения заговорила неестественным, комментаторским языком, и мне вдруг вспоминается, что когда-то она называла наши с братьями проступки "фолами". "Джеймс сегодня почти не фолил". "У тебя, Лили, и так три фола – пока не уберёшься в комнате, метлу не верну!" Сейчас это кажется глупым, а тогда ужасно нравилось. И мама казалась такой крутой, энергичной и столько знала о квиддиче… Почему мне с ней теперь совершенно неинтересно? – С Малфоем, – неохотно признаётся Джеймс. – Который Скорпиус. Вот те раз, а я даже не знала! Хотя, в общем, ничего удивительного. В гости к ним в домик я не хожу, играем мы в разных "лигах" и в течение дня пересекаемся разве что в столовой. Поэтому, если Ал не захотел меня посвящать в то, что у него с кем-то проблемы, шансов догадаться самой почти не было. – Скорпиус, значит, – мрачно повторяет мама и многозначительно посматривает на папу. – Любопытно, почему из всех мальчиков наш сын не сошёлся характерами именно с Малфоем? – Они и в Хогвартсе не очень ладили, – добавляет Джеймс. Ну, это сильно сказано. Насколько я знаю, младший Малфой все школьные годы был персональным врагом Розы, поэтому мы его слегка недолюбливали, за компанию с ней. Но не более того. – В общем, как я понимаю, вы не хотите вернуться вместе с нами? – спрашивает папа, поднимаясь со ступенек, и тем самым ставит точку в разговоре. Само собой, мама бы предпочла вытрясти из нас все подробности "конфликта" и, по возможности, найти ещё какие-нибудь аргументы против нашего пребывания в лагере, но когда папа принимает решение, во-первых, это сразу видно, а во-вторых, бесполезно спорить. Мы с Джеймсом переглядываемся со сдержанным торжеством. Ликовать открыто всё-таки немножко совестно. И жаль, что мама так расстроена. – А Ал, видимо, не хочет оставаться? – уточняет папа, и мы синхронно пожимаем плечами. Пусть себе бежит. Слабак.
Фехтмейстер и ученик: *** И всё-таки я надеялась, что Ал передумает. Увидев, что мы твёрдо решили остаться, он должен был передумать! Когда перед самым барьером он отозвал Джеймса в сторонку и они минут пять шушукались, это всё ещё казалось возможным. Поэтому, как только Ал шагнул за границу ненаходимости, сжимая в руке портключ, я почувствовала себя обманутой. Преданной. – Эй, рыжая, чего нос повесила? – раздаётся голос за моей спиной. Но я не в настроении отчитываться о своём настроении и просто продолжаю идти, куда шла. По правде говоря, никуда. – Я к тебе обращаюсь, Поттер! – Твоё какое дело? Ещё неделю назад я бы тоже прибавила к своему вопросу обращение по фамилии – это придаёт каждой реплике законченность, жёсткость. Как обмен ударами в фехтовании, с резкими выдохами и лязгом при столкновении клинков. Строгая очерёдность выпадов, чёткость и однозначность интонаций, колкие взгляды – порой я даже немножко завидовала Розе, наблюдая этот танец со стороны. Наверное, здорово иметь личного непримиримого врага. Помогает держаться в тонусе. Кстати, может быть поэтому он здесь, в лагере, выглядит каким-то потерянным? Стало некому бросить привычное презрительное "Уизли"? Поэтому сначала прикопался к умнику Алу, а теперь вот нашёл себе другую рыжую – всё ради того, чтобы кем-то заменить Розу? Только вот со мной он просчитался. Может раньше я бы и согласилась повоевать вместо Розы, попробовать, каково это – обжигать ледяным взглядом и цедить сквозь зубы имя, как оскорбительнейшее из всех ругательств. Но с его именем у меня связаны совершенно другие мысли, и это портит всю забаву. – Ай-яй-яй, как грубо, Поттер! Но, наверное, я должен тебя извинить. Ты ведь из-за брата переживаешь, поэтому немного подзабыла правила приличия? – С чего это мне переживать? – я всё-таки оборачиваюсь и вижу неприкрытую насмешку в его светлых, по-кошачьи прищуренных глазах. – У меня всё в порядке, и у Ала всё в порядке, так что спасибо за беспокойство, а теперь отвали. – Вот оно что! – ухмылка становится ещё более явной и расползается по всему его лицу. – Я-то думал, случилось что-нибудь, а, оказывается, он просто сбежал, так ведь? Ну и правильно! Квиддич не для маменькиных сынков… Бог свидетель, не собиралась я с ним отношения выяснять. Потому что не было никаких отношений. Я надеялась, что и в дальнейшем мы сможем вежливо не замечать друг друга. Но вот про Ала он зря. То, что можно нам с Джеймсом, нельзя больше никому. Именно потому, что мы знаем, на что Ал способен. Потому что это нас он подбил на поход в Запретный лес, чтобы проверить, что стало с колонией акромантулов. Строго говоря, подбивал-то он Джеймса, а я просто увязалась следом… А однажды мы втроём сбежали из Норы, когда бабушка перегнула палку со своими придирками, и добирались до Лондона на мётлах. Последний час того полёта "нюня и маменькин сынок" вёл мой потерявший управление "Нимбус" за древко, лишь на пару минут передавая его Джеймсу, чтобы сменить уставшую руку. А ещё… Да неважно! Просто он мой брат. Я сама могу злиться на него сколько угодно, но никому не позволю… Уж во всяком случае не этому! – Кто бы говорил, Скорпиус! – я шиплю его имя, наслаждаясь ощущениями. Это моя злость выходит наружу, с приятной щекоткой дрожа на кончике языка: "Ссскорпиусссс…" Пожалуй, звучит не хуже, чем короткое, как плевок, "Малфой" в исполнении Розы. – Тебя вообще мамаша сдала сюда на хранение. Как багаж. Потому что игрок из тебя никакой, и все это знают. Положим, я понятия не имею, какой он игрок. В Хогвартсе Малфой выступал за Слизерин только до пятого курса – как раз когда меня, третьекурсницу, взяли в команду. Так что на поле мы с ним не встречались. Но уж точно не может он быть лучше Ала, который, пусть и без особого желания, но всё же играл до самого выпуска. "Квиддич не для маменькиных сынков", тоже мне! – Как багаж? – невыразительным тоном переспрашивает он. – Сдали на хранение? – А что, неужели ты сюда добровольно? Больше похоже на то, что ты попросту мешал мамочке устраивать личную жизнь – вот она тебя и сплавила в лагерь. Без сомнения, я его разозлила. Но это же правда! Все знают, что у Астории Малфой скоро будет другая фамилия. Как только она определится с выбором между двумя нынешними любовниками, один из которых, кстати, всего на три года старше нашего Джеймса. Мама и тётя Гермиона комментировали сплетни об "этой бледной моли" с нескрываемым злорадством, направленным, очевидно, на мистера Малфоя. А я вот считаю, что ему наоборот очень повезло. – Что за чушь?! Что ты вообще обо мне знаешь? – Ну а что тебе тут понадобилось? – А тебе? – парирует Малфой. – Только не говори, что ты здесь ради квиддича. Лагерь экспериментальный, тренер – не профессионал… – Я об этом как-то не задумывалась, – честно признаюсь я. – Было бы где и с кем полетать. В Лондоне с этим, знаешь ли, проблемы. "И меня абсолютно устраивает наш тренер. Во всех смыслах, о чём тебе знать необязательно…" – Ну и как, не налеталась ещё? – интересуется он таким неприязненным тоном, как будто каким-то образом услышал мою последнюю реплику, произнесённую про себя. – Слышал, ты уже в лазарете поваляться успела… – Завидная осведомлённость, – огрызаюсь я. – И что отсюда следует? – Да ничего, – пожимает он плечами. – Видимо, тебе здесь очень нравится. Аплодирую за боевой настрой. Ты всегда такая упёртая? – А тебе очень хочется меня отсюда выставить? – предполагаю я навскидку, но, увидев, как он дёрнулся, понимаю, что угадала. – И чем я тебя так раздражаю? – Раздражаешь? Ты? Не льсти себе, – он презрительно кривит губы. – Ты меня развлекаешь. То, как ты смешно увиваешься за моим отцом… Моё сердце обрывается куда-то вниз. Как будто я получила бладжером по лицу и падаю, падаю… Как?! Как он догадался о том, что я сама про себя поняла только после того попадания в медпункт? Территория лагеря, конечно, небольшая, и мы все сталкиваемся на ней достаточно часто, но всё-таки Малфоя-младшего я до сих пор видела от силы пару раз, а он знает обо мне такое! – Да ты… я… я вовсе не… – но губы мне не повинуются, да и не знаю я, что сказать. А он всё равно не собирается слушать. – Напрасно стараешься, малолетки его не интересуют. Да ещё с такими волосами… – С волосами-то моими что не так?! – мгновенно вспыхнувшее возмущение заставляет забыть о том, что только что я мечтала провалиться сквозь землю. В конце концов, мистер Малфой свободен, а мне уже есть шестнадцать. Так какая разница, что обо мне думает его сын? Если он заметил, что я "увиваюсь" за тренером, но в лагере на меня до сих пор не показывают пальцами, значит можно рассчитывать, что моя тайна и дальше останется тайной. Ведь если бы он хотел её выдать, то уже бы это сделал, правильно? Вот поэтому меня сейчас гораздо больше заботит эта чушь про мои волосы. До сих пор им все только дифирамбы пели… – Ужасный, вульгарный цвет! – отвечает Малфой с явным удовольствием. – Отец всегда говорил, что терпеть не может рыжих, так что зря ты вокруг него петли наворачиваешь. Морковка с метлой. Это какое-то смешное, совсем детское оскорбление. Проблема лишь в том, что я не успеваю об этом подумать. Тело реагирует быстрее – и мой кулак врезается в тонкий малфоевский нос с таким смачным звуком, что одно страшное мгновенье мне кажется, что я проломила ему череп. А в следующий момент он слепо взмахивает рукой и попадает мне пальцем в глаз. Боль адская. Это гораздо хуже, чем ломать руку. Слёзы катятся градом, я зажимаю пострадавший глаз ладонью, воображая себе всякие ужасы. А вдруг он сейчас вытечет совсем? Вдруг я ослепну? Я даже вспоминаю давний разговор отца с тётей Гермионой, когда они сокрушались, что офтальмологические проблемы почти не лечатся магическими средствами. И всё-таки территория лагеря совсем крошечная, если на нас умудряется наткнуться именно тот человек, которого я ни за что не хотела бы видеть, находясь в такой ситуации. Впрочем, я его и не вижу. Только слышу озабоченный голос: – Скорпиус, подними голову. Нет, нет, убери руки! Эписки! Тергео! А с вами что, мисс Поттер? Как унизительно! Должно быть, я сейчас представляю жалкое зрелище: залитое слезами лицо, шмыгающий нос, правое веко явно опухло и наверняка покраснело… – Скорпиус, что ты с ней сделал? – Ничего… Не знаю я! Она первая кинулась, как бешеная! – Иди к себе, – холодно командует мистер Малфой сыну. – И готовь объяснение. – Со мной всё в порядке, тренер! – бодро отвечаю я и, продолжая закрывать больной глаз рукой, здоровым преданно смотрю на расплывчатый силуэт мистера Малфоя, сидящего передо мной на корточках. Он, мягко преодолевая сопротивление, отводит мою ладонь от лица и, легко касаясь века кончиком палочки, шепчет заклинания – обезболивающее, снимающее отёк и ещё что-то неразборчивое. После этого отламывает у куста жимолости веточку, трансфигурирует её в изумрудно-зелёную тряпицу и по-пиратски перевязывает мне глаз. – Ну и что же вы не поделили? Лучше мне лишиться зрения совсем, чем сейчас признаться, из-за чего мы со Скорпиусом подрались. Поэтому я отвечаю уклончиво: – Да так… Это случайно вышло. Больше не повторится, честное гриффиндорское! – Честное гриффиндорское, говорите? – он усмехается краешком рта и быстрым движением проводит по своим коротко стриженным волосам, как будто пытается их пригладить. – Ладно… Сколько пальцев? – Три. Мистер Малфой! Вы позволите мне остаться? Я правда очень сожалею! – Что ж, до медпункта вы можете дойти самостоятельно, мисс Поттер. Пусть ваш глаз посмотрит мисс Гринграсс. – Мистер Малфой… "Вы действительно считаете, что рыжий цвет – это вульгарно?" – Ступайте, Лили. От вечерней тренировки я вас освобождаю. И он уходит по тропинке, ведущей к домикам мальчиков. А я остаюсь сидеть на траве со счастливой улыбкой, которая не помещается у меня на лице – впору откалывать от неё лучистые кусочки и запасать на какой-нибудь мрачный день.
Фехтмейстер и ученик: *** Прошло уже несколько дней, а Скорпиуса не видно и не слышно. Я бы даже подумала, что мистер Малфой отослал его из лагеря, но, во-первых, это было бы слишком хорошо, а во-вторых, такой новостью Джеймс бы непременно со мной поделился. Впрочем, он с самого отъезда Ала не в настроении. Непривычно видеть Джеймса таким хмурым и молчаливым, это сбивает с толку. И всё же, несмотря на явное нежелание общаться, он неизменно подсаживается ко мне в столовке – только здесь и на утренней пробежке пересекаются старшая и младшая "лиги". Но что толку от этих встреч, когда он просто сосредоточенно жуёт, не поднимая глаз от тарелки, а на все мои расспросы о тренировках и о том, как дела вообще, отвечает односложно. Ну а с другой стороны, с кем ему ещё садиться? Во всём лагере мы – единственные гриффиндорцы. Видимо, никто больше не рискнул записываться в ученики к мистеру Малфою, чья дурная слава не отлипнет от него никогда. Когда мы с Джеймсом и Алом принесли в Министерство свои анкеты, служащие Отдела игр и спорта таращились на нас, как будто прикидывали, может ли коллективное помешательство отпрысков Гарри Поттера оказаться заразным. Всё-таки лозунги о равенстве и примирении – это одно, а на деле у Слизерина и Гриффиндора даже занятий в Хогвартсе общих нет. Папа рассказывал, что раньше это, наоборот, активно практиковалось, теперь же учителя предпочитают развести нас по разным углам и сократить общение двух некогда враждовавших факультетов до минимума. Ещё и поэтому я рада, что мне выпал шанс оказаться здесь. Ненавижу лицемерие нашего мира! Всё это "Лили, да что ты вообще знаешь о нашей священной войне…" А я знаю – знаю! – о ней главное: она закончилась. Только вот добрая четверть магического общества до сих пор считается врагами всех остальных – правильных, наших. А чем плохи слизеринцы? Раньше я толком не задумывалась об этом. В Хогвартсе "факультет отступников" держится особняком, а у меня всегда хватало друзей и без того, чтобы лезть к тем, кто явно уклоняется от лишних контактов. Вот я и не лезла, про себя считая, что они не более чем помешанные на чистоте своей крови зазнайки. Но здесь это совершенно другие ребята. Это их лагерь, им тут не от кого обороняться, не на кого смотреть свысока. Если не считать нас с Джеймсом. И Ала, конечно, который хоть и равенкловец, но всё-таки Поттер, а это тоже своего рода клеймо. Я думала, нам троим придётся несладко, готовилась отстаивать равенство прав, декларированное в уставе лагеря. Открыто нас никто не задирал, но напряжение накапливалось, проявляясь в косых взглядах и красноречивом молчании. До тех пор, пока тренер не толкнул в столовой речь. На первый взгляд она даже не относилась к нам троим. Обычное, хоть и запоздалое приветствие руководства лагеря со стандартными пожеланиями всем хорошо отдохнуть, поднять мастерство на новый уровень и проникнуться командным духом. Но мистера Малфоя слушали с серьёзнейшими лицами, затаив дыхание. Тогда-то я и поняла, что мне наконец повезло встретить настоящего Учителя, лидера, за которым слизеринцы без колебаний последуют в любое пекло. Что уж и говорить о завуалированной просьбе не устраивать травлю троих чужаков, вся вина которых – слишком известная в волшебном мире фамилия. Ал утверждал, что, заступаясь за нас, мистер Малфой попросту боялся скандала и уговаривал слизеринцев потерпеть в расчёте на то, что мы уйдём сами. Но прошедший родительский день блестящим образом опроверг эту версию. Потому что мы с Джеймсом никуда не уехали, а отношения с другими членами лагеря остались прежними. То есть, я не знаю, что там творится в мальчишеских домиках и на тренировках старшей "лиги", но у меня с соседками и с товарищами по команде ничего не изменилось. Я бы назвала это вежливым признанием достоинств друг друга. "Уважение" – пока слишком сильное слово. Но некоторых из них мне действительно хочется уважать. И я очень боюсь спугнуть это хрупкое чувство. Ещё и поэтому меня действительно пугает Скорпиус с его разоблачениями. Одним неосторожным словом он может навсегда выкинуть меня из мира, в котором существует по праву рождения и который точно так же, по праву рождения, был всегда закрыт для дочери Гарри Поттера. Мир удивительных, гордых людей, с поднятой головой расплачивающихся за ошибки своих родителей. Людей, умеющих дружить ничуть не хуже, чем гриффиндорцы, хотя и без потрясаний в воздухе кулаками и шумных клятв. Слизерин притягивал бы меня, даже если бы в нём не было мистера Малфоя. Но он есть, и именно благодаря ему у меня появился шанс быть принятой этим миром, где он правит, словно в собственном маленьком королевстве. Я поняла это в тот самый момент, когда со мной впервые за последние полторы недели заговорила Мэган Кейси – моя соседка по комнате и капитан нашей команды. А ведь до выступления мистера Малфоя в столовой меня словно и не существовало. Странное, конечно, сравнение, но я знаю лишь одного человека, которому так же беспрекословно подчиняются – это мой папа. Но он-то, на минуточку, глава аврората! Чем заслужил подобный авторитет мистер Малфой, на первый взгляд непонятно. Всего лишь обедневший наследник когда-то богатой и влиятельной семьи. Здорово летает, но при этом никогда не играл в профессиональной лиге. И он не из тех, кто сразу же пленяет собеседников красотой и красноречием, более того – явно к этому не стремится. Но однажды разглядев в нём выдающуюся личность, подпадаешь под её обаяние навсегда. Просто он – лучший. И никакие ухмылки Скорпиуса не могут опошлить то, что я чувствую на самом деле. "Увиваюсь" – да как его язык повернулся! Да, я хочу быть любимой – любимой ученицей, а вовсе не тем, о чём подумал этот придурок. Всех судит по своей мамочке, у которой, по-видимому, только один интерес по жизни. "Лили". Этим летом моё имя зазвучало как музыка… Нет, нет ничего, чем бы я не пожертвовала ради того, чтобы стать для мистера Малфоя кем-то важным. Так почему же я готова зареветь, глядя на усеянный медно-золотистыми прядями пол? Ведь на самом деле мне совсем не грустно! Наоборот, с того момента, как обиженная мамина спина скрылась за стеной вечернего тумана, словно по волшебству сгустившегося строго на границе ненаходимости лагеря, меня как будто подхватила искрящаяся волна. Столь сильного и яркого счастливого предвкушения я не испытывала с первой поездки на Хогвартс-экспрессе. Я тогда не могла дождаться, когда же поезд наконец тронется, чтобы последние родительские напутствия и пожелания остались позади – там, в старой, уже прожитой жизни. А впереди было только моё собственное будущее, огромный мир, ожидавший моих первых самостоятельных шагов. Потом, очень скоро, реальность подкорректировала эти восторженные мечты, ткнув носом в то, что вожделенная свобода не была такой уж безграничной. Но сейчас мне начало казаться, что я могу. Могу сделать что-то большее, чем просто оправдывать ожидания моей насквозь гриффиндорской семьи. Могу сама решать, с кем дружить, в кого влюбляться… Какую носить причёску, в конце концов! "Ты так похожа на маму, золотко!" "На мою или на твою?" "На обеих", – папа улыбается, отодвигает меня на вытянутых руках и, прищурившись, разглядывает, как какую-нибудь картину. Конечно, мне льстили такие разговоры, но при этом я всегда понимала: на бабушку Лили я похожа только волосами. Невелика заслуга. Алу с его знаменитыми зелёными глазами повезло гораздо больше. А волосы – что волосы? Их довольно легко взять да и зачаровать в нужный оттенок. Или даже покрасить маггловскими средствами – говорят, так можно хоть каждый день меняться, а если что не понравилось, проще смыть. Но мы, гриффиндорцы, не терпим полумер. Поэтому я использовала самые сильные, практически необратимые чары. Нет, конечно, вернуться к прежнему цвету всё ещё возможно, но только с помощью сложного и муторного в производстве зелья истинного облика, для которого вдобавок требуются запрещённые к ввозу в Великобританию пластины какого-то там ужасно редкого дракона. Короче, теперь, даже если родители обратятся за помощью в Мунго, вряд ли целители пойдут им навстречу ради исправления последствий подросткового бунта. А связываться с подпольными зельеварами, браконьерами и контрабандистами папа не станет принципиально, как бы ему ни нравились мои рыжие волосы. И вообще непонятно, почему меня до сих пор должно волновать, что родители подумают, скажут или сделают. Главное – что чувствую я сама. А я… меня зовёт небо. Я готова лететь навстречу чудесным переменам, глохнуть от свиста ветра, задыхаться, подставляя ему лицо… Хочу быть дикой, буйной, обрушиваться сверху, как разящая валькирия, пахнуть грозой и бурей – чёрной-пречёрной! Мне становится по-настоящему жалко обрезанных волос. Наверняка они бы здорово смотрелись с новым цветом, но прежней длины. Можно было бы красиво спикировать мимо трибун, на расстоянии вытянутой руки… Но всё-таки я – охотник, а не сказочная воительница. На поле запрещено выходить с распущенными волосами, да и неудобно, когда они лезут в лицо. Поэтому всё правильно, не о чем грустить. И голове теперь легко-легко, эта волшебная невесомость как будто сама подталкивает в полёт. "Морковка с метлой" – ха! Какая досада, что мы не тренируемся вместе со старшей "лигой". Но ничего, Малфой-младший в любом случае ещё подавится своими словами!
Фехтмейстер и ученик: *** – Ты куда, Поттер? – окликает меня Мэг в тот момент, когда я осторожно, по дюйму в полминуты открываю дверь. А я-то уж было поверила, что она спит. Всё-таки никогда не знаешь, чего ожидать от слизеринцев. – Не могу заснуть, – отвечаю я почему-то шёпотом, как будто всё ещё боюсь кого-то разбудить. – Проветрюсь немного. – Составить компанию? – с отчётливой насмешкой в голосе интересуется она. – Да нет, я скоро вернусь, – выпаливаю я и торопливо шагаю на крыльцо. Но прежде, чем успеваю захлопнуть дверь, меня в спину догоняет ещё более ехидное: – Как зна-а-аешь… Вот уж в чём-чём, а в проницательности нашему капитану не откажешь. И излишней тактичностью она тоже не страдает. Сегодня всю тренировку подкалывала меня насчёт внезапной смены имиджа. Хотя это, конечно, ни в какое сравнение не идёт с тем, что устроил за ужином Джеймс. Прямо в столовой, на глазах у всех… Это было бы унизительно, если бы не было так смешно. Начать с того, что он не узнал меня. И не нашёл бы вовсе, пересядь я с нашего привычного места за любой другой стол. А как он безуспешно пытался отменить чары – это зрелище было попросту бесценно! Особенно тот момент, когда Джеймс потерял терпение и запустил в меня иллюзионным заклинанием, призванным хотя бы замаскировать вопиющее безобразие на моей голове, если уж не удаётся его устранить. Я-то увернулась, а вот двоюродный брат Мэган Патрик, стоявший как раз за моей спиной, не успел и на несколько секунд сделался счастливым обладателем кудрявой огненно-красной гривы, чуть ли не до попы длиной. Будь у меня в самом деле такая роскошная причёска, какую вообразил Джеймс, вряд ли я решилась бы с ней расстаться так просто. А вот Патрик, страдающий острым дефицитом чувства юмора, разозлился всерьёз, причём почему-то не на брата, а на меня. И пришлось бы мне нарушить своё честное гриффиндорское, не появись в этот момент новый тренер – тот самый, что испортил мне триумфальное появление на поле. Не то чтобы совсем испортил… Задуманный нырок с высоты удался как нельзя лучше. Мистер Малфой даже рот открыл, когда я пронеслась мимо. Ну ладно, не знаю я, с каким выражением он на самом деле смотрел мне вслед – на такой скорости разглядеть невозможно, но что голову повернул – это точно. Но когда я зашла на второй круг, рядом с ним уже стоял мистер Флинт, прибытия которого весь лагерь ждал с непонятным воодушевлением. Чем бывший спортсмен, которого "ушли" из "Соколов" после неудачно залеченной травмы и который теперь даже не может летать нормально, так уж сильно полезен со всем своим опытом? "Ты что, это же легендарный слизеринский капитан! – возмущённо перебила меня Мэг, когда после тренировки в раздевалке я поделилась с девчонками своим недоумением. – При нём наша команда несколько лет подряд брала Кубок Хогвартса!" Но, по-моему, никакой гениальный стратег не стоит таких восторженных вздохов, если всё, что он может сейчас – чертить схемы и орать Сонорусом. Достаточно лишь посмотреть на его хромающую походку. Кстати, по слухам, травму он получил не на поле, а в результате нападения, но на эту тему здесь не откровенничают. Во всяком случае, со мной. А может и сами не знают. Ещё болтают, что он сидел в маггловской тюрьме, но почему-то это никого не смущает. Наверное в этой сплетне всё-таки не так много правды, иначе вряд ли мистер Малфой нанял бы его для работы в лагере. Жалко, что Джеймс так взбеленился из-за моих волос – я как раз собиралась расспросить его о том, как прошла тренировка с мистером Флинтом. Но судя по тому, как лихо новый тренер одним свирепым взглядом навёл порядок в столовой, старшая "лига" безоговорочно признала его авторитет, пусть даже он строится на запугивании. Вот и славно! У мистера Малфоя теперь будет больше времени на нас. Если конечно мистер Флинт перестанет являться на наши тренировки. Потому что сегодня мистер Малфой уделял ему слишком много внимания в ущерб команде, даже отпустил нас пораньше. Что ж, они с мистером Флинтом давно знакомы, даже, вроде бы, играли вместе в Хогвартсе – неудивительно, что им есть о чём поговорить. Но именно этот день, именно этот час… он должен был стать моим звёздным часом! Я столько готовилась, я до секунды рассчитала свой манёвр, чтобы произвести неизгладимое впечатление… Я должна знать, что он заметил, что он оценил! Выходя из домика "проветриться", я ещё сама не была уверена, куда направляюсь. Так что Мэг со своим сарказмом немного предвосхитила события. Но теперь – теперь меня буквально несёт та самая волна, и уже не остановить, не вернуть, не замедлить… Наоборот, больше всего я боюсь потерять этот разгон, струсить в последний момент. Поэтому я всё ускоряю и ускоряю шаг, отчаянно отмахиваясь от мыслей о том, что сказать, как объяснить свой поздний визит. Придумаю что-нибудь! В темноте я немного промахиваюсь и в результате подхожу к тренерскому домику с другой стороны, не по дорожке, а прямиком через лужайку. На веранде ещё горит свет, значит, мистер Малфой пока не лёг спать. Мерлин всемогущий, что я делаю?! – А что ты предлагаешь? Под каким предлогом я могу их выставить? – Мне ли тебя учить? Да этим молодым громамонтам достаточно лёгкого щелчка по носу, чтобы друг друга в клочки разнести! Не знаешь, что ли, как спровоцировать маленькую драчку? Теряешь хватку, Малфой. – Я думал, нам тут не нужны неприятности. – Прежде всего нам тут не нужны Поттеры. – Я надеялся, они не задержатся в лагере. До сих пор не понимаю, почему их папаша не воспользовался предоставленной возможностью забрать всех троих. Я падаю коленями в сырую холодную траву. Я бы рада уйти отсюда, чтобы больше ничего не слышать, но ноги меня попросту не держат. – Ты создал им слишком комфортные условия – чего теперь удивляться? – Говорю же, – мистер Малфой возвышает голос, – я не хотел проблем. – Зато теперь у нас другая проблема… – …которой ты придаёшь какие-то катастрофические масштабы! – плетёное кресло взвизгивает от резкого движения мистера Малфоя, и его силуэт возникает прямо передо мной – теперь он стоит, облокотившись о перила. – А как прикажешь тренироваться, в то время как вокруг ошиваются гриффы? Мистер Малфой внезапно сгибается пополам, повиснув животом на перилах, сначала мне даже кажется, что ему плохо, но в следующее мгновенье я понимаю – он хохочет! Странный этот смех – сухой и горький, но тем не менее, похоже, это и есть веселье в понимании мистера Малфоя. Мне становится жутко. Он словно смеётся специально для меня, словно видит меня в этой непроглядной темноте, хотя это совершенно невозможно – стоя на ярко освещённой веранде. – Прости, капитан, – он снова поворачивается к собеседнику. – Просто это так прозвучало… Как тридцать лет назад, когда речь шла о том, каким образом сохранить в тайне стратегию субботнего матча… – И всё-таки, как ты это себе представляешь? – сухо интересуется мистер Флинт. – Да так же, как и планировали с самого начала. Ты отберёшь себе группу – и тренируйтесь на здоровье. А чем занять юных Поттеров, чтобы они не крутились рядом с вами, я придумаю. – Группу? – Ты же не собирался заставить участвовать в этом весь лагерь целиком? – Почему нет? – Да потому, что тут полно несовершеннолетних! И девчонки. Брось, Маркус, сразу было ясно, что далеко не все для этого годятся. – Нас и так мало! Смысл был именно в том, чтобы привлечь каждого, кто в состоянии держать палочку. – Тогда нужно было тщательнее отбирать претендентов. – Интересно, как, если министерские потребовали сделать лагерь открытым для всех желающих?! Я тоже бы предпочёл исключительно слизеринский состав, но мы и так слишком много подозрений вызвали этой инициативой. Говорил же: не надо было с ними связываться вообще! Но тебе приспичило иметь официальное прикрытие для работы с молодёжью… Вот и работай теперь! – Я имею в виду прежде всего отбор по возрасту, – спокойно поясняет мистер Малфой. – А что до ненадёжных – их тут и без Поттеров хватает. Уж поверь мне, "слизеринский" – совсем не значит "свой". – А я хочу дать шанс именно слизеринцам! И если уж они тебе не свои, то поттеровские отпрыски – тем более враги! Думаешь, их папаша, если к нему просочится информация о наших тренировках, станет вникать и разбираться? Да он просто закроет нас с тобой пожизненно – и дело с концом. – Ты преувеличиваешь, Маркус. Поттер, конечно, как был зашоренным гриффом, так и остался, но, с нынешней слащавой политикой всеобщего примирения, очень боится ущемить гражданские права неблагонадёжных слоёв волшебного мира. – Да иди ты, Малфой, с этими сказками! – мистер Флинт грузно поднимается со своего места и, заметнее, чем обычно, подволакивая ногу, ковыляет на противоположный конец веранды. Теперь мне видно только спину мистера Малфоя, который молча ждёт продолжения разговора. Ждать приходится долго. В темноте загорается огонёк – мистер Флинт палочкой поджёг сигарету, вонь от которой вскоре доносится даже до меня. Докурив, он, наконец, возвращается и садится в то же кресло, только теперь как раз над ним располагается подвешенный в воздухе фонарь, хорошо освещающий его лицо. Поверить не могу, что они с мистером Малфоем почти ровесники. Сейчас мистер Флинт кажется древним стариком. – Я умолял его, – глухо произносит он. – Не поверишь, но я стоял перед этим говнюком на коленях. Потому что боялся – не тюрьмы, а того, что, если я навсегда там останусь, за неё некому будет отомстить. Он мог бы вытащить меня оттуда, допросить в аврорате с веритасерумом, но он не захотел. Не захотел связываться. "Давай сделаем всё по закону, Флинт" – вот что он сказал тогда. Повернулся и ушёл. Так что не рассказывай мне про ущемление прав. – Мне жаль, капитан, – тихо отвечает мистер Малфой. – Но всё-таки это разные вещи. И, в любом случае, сейчас он ничего не подозревает, иначе не оставил бы здесь своих детей так просто. – Может быть, он их не "так просто" оставил, а как раз ради сбора информации? – Ты – настоящий параноик, – фыркает мистер Малфой. – Поттер не стал бы использовать для этого собственную несовершеннолетнюю дочь! – А сына стал бы? – криво ухмыляется мистер Флинт. – Сын, по крайней мере, уже взрослый. Кстати, очень способный парень, кроме шуток – гораздо круче своего отца. – Мы теперь собираемся обсуждать квиддичные таланты поттерёнышей? Тогда лично мне больше понравилась девчонка. В ней есть сумасшедшинка. – Даже слишком много, – ворчливо отзывается мистер Малфой. – Меня сегодня на поле чуть удар не хватил. – Когда она финт Вронского исполнила? – Это не финт Вронского, это хрен знает что! – ладонь мистера Малфоя звонко впечатывается в перила, и я неудержимо начинаю краснеть, как будто только что получила пощёчину. – Во всех четырёх командах никто не выделывается так, как эта… – Ну так понятное дело – наследственность. Очкарик тоже выставлялся при любом удобном случае… – Вот-вот, представляешь, что я сегодня почувствовал, когда на меня с неба неожиданно начал падать Гарри Поттер? Уже было подумал, что совсем с ума схожу. Они, вообще-то, все трое на него похожи, но эта больше всех, как оказалось. – Оказалось? – Ага. Не поверишь, но ещё вчера она была рыжая. – Да уж! – мистер Флинт, привстав, хлопает мистера Малфоя по плечу. – Занятная, должно быть, девчонка, но сути дела это не меняет. Их надо отсюда убрать. – Да понимаю я! – в голосе мистера Малфоя – раздражение и досада. – Только как? – Говорю же – спровоцировать на конфликт. С кем они хуже всего ладят? – Со Скорпиусом, – вздыхает мистер Малфой. – Начинаю думать, что вражда между Малфоями и Поттерами записана где-то на небесных скрижалях, потому что они цепляются к моему сыну без остановки. Сначала средний ему проходу не давал, потом они с мелкой подрались, теперь старший волком глядит… – Вот и отлично! – оживляется мистер Флинт. – Пусть Скорпиус ещё разок девчонку заденет, желательно в столовой, чтобы брат вступился. После этого можно будет смело выгнать обоих, а твоего сына я возьму на поруки, отстранив формально от тренировок. Никакой Поттер не прикопается. Держу пари, он и так не в восторге от того, где его детишки лето проводят. А когда он их заберёт, займёмся наконец делом… Я сжимаю кулаки с такой силой, что в итоге пальцы сводит судорогой. Любимая ученица… разящая валькирия… Как унизительно теперь вот так, на коленях, ожидать, что он ответит. – Думаешь, сработает?
Фехтмейстер и ученик: *** Вересковые пустоши прекрасны, когда проносишься над ними на метле. Но не тогда, когда бредёшь по ним уже почти сутки без еды и питья. Утренняя роса, собранная с каких-то широких лопухастых листьев, не считается – ни напиться, ни тем более запасти её мне так и не удалось. Большего идиотизма и вообразить нельзя. Понятно, что для лагеря специально был выбран наименее заселённый район Великобритании; кажется, это какой-то национальный парк или что-то вроде. Но всё равно поначалу я была уверена: какие-нибудь несколько часов – и я выйду к человеческому жилью или хотя бы на дорогу. Теперь мне начинает казаться, что я хожу по этим чёртовым холмам кругами. Вот эта рощица в низинке слева, к примеру, ужасно напоминает ту, в которой я на рассвете попыталась поспать. Перед этим я всю ночь бежала в темноте, как одержимая, лишь бы не останавливаться ни на секунду, лишь бы оказаться как можно дальше. Ну а что мне оставалось ещё, когда я поняла, что нахожусь по ту сторону границы ненаходимости – без палочки, без метлы, без мобильника? До того, как я психанула и кинулась прочь, не разбирая дороги, были и другие варианты. Я могла бы притвориться, что всё в порядке, и продолжать следить за мистером Флинтом. Я могла позволить спровоцировать себя на драку и покинуть лагерь, как того хотел мистер Малфой. Я могла бы рассказать обо всём Джеймсу, и мы бы придумали что-нибудь вдвоём. А уж потом, выбравшись целыми и невредимыми, поставили бы папу в известность о том, что здесь затевается. Я же выбрала самое дурацкое решение. Самое, самое кретинское, будь оно всё проклято!!! И если теперь попадусь им в лапы, вряд ли они так запросто отпустят нас с Джеймсом. Я не смогу сочинить убедительную ложь, которая бы объяснила, каким образом я очутилась так далеко от лагерных построек и почему не стала ждать, пока меня найдут. И будет совершенно очевидно, что я собиралась именно сбежать. А дальше мистеру Малфою останется только заглянуть мне в глаза, чтобы понять причину. Потому что боли, причинённой его предательством, я тоже скрыть не смогу. Маму это наверняка бы ужасно развеселило. Её любимая фраза – "Я же говорила!" – тут оказалась бы как нельзя более к месту. Не могу сосчитать, сколько раз в детстве она предсказывала нам неприятности – и эти предсказания почти сразу же сбывались. "Лили, не беги так, споткнёшься! Джеймс, опусти сестру, ты её сейчас уронишь! Держись подальше от этой пакости, она наверняка кусается… Я же говорила! Вы никогда меня не слушаете…" Да, мамочка, мне следовало держаться подальше от этой пакости. Но я и сама теперь не знаю, когда это началось. С первой тренировки, с головокружительных виражей в прозрачном небе, с еле заметного одобрительного кивка? Вполне возможно, я и не должна была его заметить. Но когда с нами занимался папа, он точно так же скупился на похвалу, поэтому у меня глаз намётан на всякие невербальные сигналы. Или я просто вижу их везде – даже там, где никакого послания мне не предназначалось? И Ал был совершенно прав, прав во всём, с точностью до мельчайших нюансов. Он у нас наблюдательный. И мама, совершенно не разбирающаяся в людях, предвзятая до мозга костей, на этот раз тоже оказалась права. Одна я – несчастная жалкая дура – всё придумывала какую-то ерунду про дрожащие пальцы, про особые внимательные взгляды, про свои выдающиеся лётные навыки… До тех пор, пока не ткнули носом: смотри, какое ты абсолютное ничто. Помеха, ненужный свидетель откровенно тёмных делишек. Благородные слизеринцы, чудесный, особенный мир… Нет сил смеяться, а не то я хохотала бы звонко и зло – над своей тупостью, над слепотой, ведь смешно же, Лили, ты и сама понимаешь, что тут есть над чем повеселиться. Не смей реветь, на это тем более нельзя тратить энергию, подожди, ты доберёшься домой, всё расскажешь папе, и он вытащит Джеймса оттуда, он разнесёт этот гадюшник, как и предсказывал мистер Флинт. А ты забьёшься в самый дальний угол и только там, слышишь – только там! – завоешь от стыда и тоски по обломанным крыльям, по растоптанной мечте… Я опускаюсь на землю, приминая сухие стебли. Они хрустят и колются, не дают свернуться калачиком, тычут под рёбра, как будто тоже презрительно командуют: "Перестань жалеть себя, нюня! Тебе надо шагать дальше". Начинает темнеть. Даже если бы моих скромных актёрских способностей хватило, чтобы разыграть из себя идиотку, которая, любуясь звёздами, сама не заметила, как случайно вышла за границу ненаходимости, и просто заблудилась – сейчас я всё равно не представляю, в какой стороне находится лагерь. Мой единственный шанс – выйти к людям и попросить помощи. Так что разыгрывать идиотку придётся в любом случае, но об этом я ещё успею подумать, когда найду выход из бесконечного лабиринта холмов и лощин. Если найду выход. Утешает одно: если мне суждено умереть здесь, папа совершенно точно спустит с мистера Малфоя шкуру. Может быть даже уже спускает. А вдруг… вдруг они и вправду сообщили родителям? Тогда авроры наверняка прочёсывают весь этот национальный парк вдоль и поперёк, а не только ближайшие окрестности лагеря. Эта мысль подбрасывает меня, как пружина. Пока не стемнело окончательно, я должна найти место повыше, на котором буду хорошо заметна с воздуха. Я карабкаюсь на ближайший холм, скользя на известняковом крошеве, цепляюсь за жёсткие пучки травы, которые обдирают мне ладони, на короткий миг забывая усталость и сосущий голод… Дурацкая затея. В густеющей синеве вокруг не видно ни пятнышка – ни летящей с донесением совы, ни, тем более, всадника на метле. И, вдобавок, я окончательно потеряла представление о сторонах света. Оттуда снизу мне казалось, что солнце село прямо за той горой, напоминающей драконью башку. Но сейчас закатное зарево находится гораздо правее. Высоко-высоко над моей головой начинают появляться первые звёзды, но меня никогда не учили ориентироваться по ним. Надо всего лишь определить, в каком направлении холмы начинают понижаться. Идти всё время вниз – это же должно быть просто! В лицо веет тёплым ветерком, который обтекает мой холм, словно река – остров. Но опыт прошлой ночи не оставляет места для оптимизма. После захода солнца здесь становится зверски холодно. Вчера я шла без остановки – спотыкаясь и цепляясь одеждой за колючие кусты, но всё же шла. Сегодня у меня попросту не хватит на это сил. И всё-таки придётся, иначе я замёрзну насмерть. До рези в глазах вглядываюсь в очертания холма слева, пытаясь запомнить, куда идти дальше. Внизу уже черным-черно, и мне кажется, что я ослепла. Или там вообще ничего нет. Если бы меня и искали – ночью это совершенно невозможная задача. Раз уж я не могу разглядеть ни зги, всего лишь взобравшись на жалкую кочку, то с высоты полёта на метле вся эта пустошь, должно быть, выглядит как одно сплошное пятно темноты… Протираю глаза, чтобы убедиться, что мне не померещилось. От этого под веками расцветают яркие пятна, и приходится ждать ещё по крайней мере минуту, пока они не пропадут. И вновь… теперь уж точно ошибки быть не может! Там, внизу, справа! Если бы я не кинула туда случайный взгляд, то ушла бы в строго противоположном направлении! Я кубарем скатываюсь по осыпающемуся склону, не отрывая глаз от крошечной искорки костра. Больше всего на свете я боюсь потерять этот маячок – свою последнюю надежду. Неужели мой кошмар и правда вот-вот закончится? Когда огонёк всё-таки скрывается из вида, загороженный какими-то кустами, я уже нахожусь достаточно близко к нему, чтобы чувствовать запах дыма. Если бы не этот запах, я бы наверняка свихнулась от разочарования. А потом до меня доносятся звуки: раскатистый мужской смех, звяканье металлической посуды, лай нескольких собак… Но где-то глубоко внутри, видимо, всё ещё живёт ужас, что близкое спасение окажется всего лишь галлюцинацией, поэтому я прибавляю шаг, ловко уклоняясь от метящих в лицо сучьев – то ли моё зрение адаптировалось к черноте вокруг, то ли просто обострились инстинкты, и с разгона вылетаю на уютную полянку, посреди которой разложен костёр. По моему лицу катятся слёзы облегчения. Наверное, я здорово напугала этих ребят, выскочив на них из темноты, и они кидаются ко мне сразу все – четверо или пятеро человек в балахонистых куртках. Привязанные чуть поодаль собаки заливаются беспокойным лаем, и один из моих спасителей – мужчина лет сорока, круглолицый и бородатый – прикрикивает на них, а потом даже запускает сапогом, и смешно прыгает за ним на одной ноге, в то время как все остальные суетятся вокруг меня, наперебой задавая вопросы. Я с ходу сочиняю что-то совсем несусветное: что я студентка на полевой практике, отбившаяся от группы. Сама не ожидала от себя такой прыти. Сначала с меня требуют подробностей, пытаются выяснить, как далеко отсюда это произошло и в какой стороне, но я умоляю дать мне воды, и они, пристыженные, тут же усаживают меня к огню и вручают огромную кружку, которую я осушаю одним жадным глотком. – Чудеса! Такая кнопка – и одна-одинёшенька сутки бродила по пустошам… Ты смелая девчонка! – Ага, и ужасно голодная, – наглею я. Они только хохочут и суют мне в руку полупрожаренную тушку какой-то небольшой птицы. Я вгрызаюсь в сочащееся ароматное мясо и урчу слова благодарности, а они опять смеются. – Ей надо согреться, – озабоченно командует бородач. – Где там твоя фляжка, Кевин? В мою кружку льётся прозрачная жидкость. – Пей одним глотком, – советует Ричи – самый молодой из всех четверых, симпатичный кудрявый парень. При свете костра кажется, что у него тёмно-рыжие волосы, может от этого мне сразу с ним так легко. – Это водка. Я храбро опрокидываю в себя содержимое кружки и тут же захожусь отчаянным кашлем. Ричи со смехом хлопает меня по спине и заботливо укутывает собственной курткой, а сам остаётся лишь в тонком свитере. – Порядок, малышка? – Угу, – киваю я в полном блаженстве. Фляжка идёт по кругу, чуть позже поспевает закуска из следующей партии куропаток. Долговязый и худой Кевин нетвёрдой походкой уходит к палатке и возвращается к костру с бесформенным рюкзаком, из которого под одобрительные возгласы извлекает бутылку. Большинство тостов провозглашаются за меня и моё волшебное спасение. – Тут можно неделями ходить и не встретить ни души, – говорит бородатый Томас. – Ближайшая дорога, наверное, милях в двадцати к северо-востоку. Ричи замечает, как я передёргиваю плечами от не до конца прошедшего страха, и успокаивающе гладит меня по руке. Всё прошло, всё позади. Завтра я найду способ связаться с папой, и он заберёт нас с Джеймсом домой. А пока что… Мерлин, как же я хочу спать! – Устраивайся поудобнее, – Ричи помогает мне уложить отяжелевшую голову к нему на колени и поплотнее заматывает меня в куртку. Прямо как в детстве, когда папа точно так же подтыкал мне одеяло, прежде чем поцеловать на ночь. Я не сплю по-настоящему, но погружаюсь в приятную дремоту. Мне тепло и уютно, вокруг люди. Надо мной носятся обрывки их разговора – что-то о северной тропе, о том, имеет ли смысл разделяться, чтобы проводить меня до цивилизации, потом о гнездовьях и чём-то совсем уж специфически охотническом. Потом четвёртый дядька по прозвищу Тильда, душераздирающе зевнув, предлагает отправляться по палаткам. – Здесь теплее будет, – отказывается Ричи, и они все почему-то смеются. – А вы идите. – А Кевин? – Да пусть спит, он нам не мешает… – Ну, Ричи, сукин ты сын! Они уходят, всё ещё смеясь. Вжикает молния палатки, слышится какая-то возня, потом звуки стихают. Остаётся лишь потрескивание костра и громкое сопение Кевина. Я приподнимаюсь, чтобы освободить затёкшую руку, но Ричи заставляет меня опустить голову обратно. Его пальцы забираются под куртку, пробегают вдоль моего позвоночника и начинают поглаживать шею и затылок. Я чувствую себя большой довольной кошкой и кручу головой, подставляя подбородок под его ладонь. Он издаёт тихий смешок и сползает пониже, подтягивая меня за плечи к себе. Теперь я оказываюсь прижата щекой к мягкому, пропахшему дымом свитеру и слышу, как колотится в рёбра сердце Ричи. Моё собственное в ответ тоже ускоряется. Меня опять подхватывает волна восторженного предвкушения, только оно не имеет ничего общего с полётом. Наоборот, это тёмное, тягучее ощущение, как будто всё во мне плавится под ленивыми прикосновениями шершавых тёплых пальцев. И я тянусь навстречу источнику этого чувства, закидываю ногу на бедро Ричи, и от его ответного неслышного "ах!" – свидетельства моей власти над мужской плотью – у меня сносит крышу. Я утыкаюсь лицом куда-то ему в шею и начинаю бесстыдно тереться о выпуклость в его паху. Ричи ложится, а я устраиваюсь на нём сверху. Его руки беспорядочно водят по моей спине, гладят, прижимают, и он всё повторяет: "Хорошая… хорошая…" Тёмная волна несётся всё быстрее и быстрее, но Ричи вдруг поворачивается, опрокидывая меня на землю, и, нависнув надо мной, пытается одной рукой расстегнуть мои джинсы. Потом садится на меня сверху и продолжает возиться с тугой пуговицей. Мне становится холодно, и может быть поэтому внезапно приходит понимание, что на самом деле я вовсе не хочу лишиться девственности вот так: на сырой земле, с совершенно незнакомым парнем, дыхание которого пахнет луком, под храп его перебравшего приятеля, лежащего всего в нескольких футах от нас. – Погоди. Постой, Ричи! Я резко сажусь, оказавшись с ним лицом к лицу. И почему он показался мне симпатичным? Слишком широкий нос, слишком близко посаженные глаза и слишком маленький, как будто стёсанный неумелым скульптором, подбородок. Ричи смотрит на меня каким-то мутным взглядом, а его руки уже лезут ко мне под футболку, шарят по груди, грубо теребят соски… – Я не хочу. Да убери же лапы! Ричи! Он кладёт ладони мне на плечи и толкает обратно на землю с такой силой, что я не могу удержаться и с размаха врезаюсь лопатками во что-то жёсткое. И тут же пытаюсь вывернуться из-под Ричи, а он крепко вцепляется в мои джинсы и дёргает их на себя. Теперь, стреноженная, я могу только ползти. – Какая шустрая малышка, – бормочет он, прижав меня всем своим весом, и чмокает куда-то в висок. – Погоди, сейчас будет приятно… – Пусти меня! – я отплёвываюсь от золы, в которую он ткнул меня лицом, и пытаюсь двинуть ему локтем. – Отпусти сейчас же! – Я буду осторожным… – он засовывает мне руку между ног, щиплет, надавливает, потирает. Я извиваюсь, как червяк с отдавленным хвостом. – Тебе понравится… – Нет! Нет, не хочу!!! – я ору в голос, мне уже плевать на то, в каком положении нас застанут, лишь бы услышали и помогли. – Томас!!! Томас!!! – Всех перебудить хочешь? – пыхтит Ричи мне в ухо. – Ну же, ты была такой ласковой… – Томас!!! Я делаю отчаянный рывок и мне удаётся засадить Ричи ногой куда-то не то в колено, не то в пах. Во всяком случае он, коротко вскрикнув, на мгновенье выпускает меня, и я ползу к палатке, продолжая звать на помощь. – Что тут у вас? – показывается встрёпанная голова бородача. – Ричи? – Полный порядок, Том, – отзывается тот, в два шага настигая меня и сгребая в охапку. – Малышке вздумалось поиграть. – Шумные у вас игры, – ворчливо произносит Томас и скрывается в палатке. – Нет! Нет, помогите! – Ричи, уйми свою подружку в самом деле! – раздаётся голос Тильды. – Или отпусти, если девчонка против, – поддерживает его Томас. – Я против! Пожалуйста… – Всё нормально, ребята. Мы разберёмся. – Нет!!! Томас!!! Но Ричи уже тащит меня прочь – за волосы – и швыряет в траву на краю поляны. Острые стебли щекочут мне лицо. Чужие наглые пальцы снова оказываются в моих трусиках, только на этот раз они не собираются ласкать, а сразу пытаются проникнуть внутрь. Я стискиваю ноги изо всех сил и ору-ору-ору – до тех пор, пока Ричи опять не запускает пятерню в мои волосы на затылке и не втискивает меня лицом в землю. Травинки уже не щекочут, а режут мои щёки острыми краями, становится трудно дышать, я пытаюсь повернуть голову вбок, но он давит сильнее, другой рукой стягивая с меня трусики. Он уже ничего не говорит, только с шумом втягивает в себя воздух – и я понимаю, что он ещё сильнее возбудился и сделает это, несмотря ни на что. Ричи приподнимается и, уперев колено мне в спину, начинает расстёгивать свои штаны. Я дёргаюсь, чтобы скинуть его с себя, но он нажимает ещё больней. Звякает пряжка ремня, он одним быстрым движением выскальзывает из штанов и, заломив мои руки за спину, наваливается сверху. – Не надо… – сиплю я полузадушенно. – Ричи, пожалуйста, не надо! Он молчит. И это – самое страшное. Просто молчит, сосредоточенно толкаясь в меня. Ему неудобно, но он уже не просит о сотрудничестве. Потому что знает, что рано или поздно справится и сам. Перехватит мои запястья поудобнее, чтобы освободить себе одну руку, и… – Не-е-ет!!! Вместе с воплем наружу высвобождается дикая сила, которой я уже не хозяйка. Такое ощущение, будто в меня угодила молния, и даже в воздухе запахло озоном. Кажется, удара такой мощности должно было хватить, чтобы этого урода отшвырнуло на другой конец поляны. Но он лишь скатывается с меня, и его ошеломление длится всего несколько секунд. Я не успеваю ни перевернуться на спину, ни отползти, как Ричи снова оказывается на мне. И опять стучит меня головой о землю, уже с настоящей злостью. – Ты, сука! Лежи смирно, я сказал! Где-то в темноте заходятся лаем собаки. Они все – Томас, Тильда и наверняка проснувшийся Кевин – слышат мои крики. Но никто не придёт на помощь. Если бы у меня была палочка… Если бы я не была такой дурой… Его пальцы опять лезут, протискиваются в меня, больно и гадко, гадко, гадко… "Держись подальше от этой пакости! Что я тебе говорила? Ты никогда не слушаешь меня, Лили! Ты меня слышишь? Лили!!!" – Лили!
Фехтмейстер и ученик: *** Я лежу на спине и вижу над своей головой звёздное небо. Раньше мне казалось, что оно близко-близко, можно долететь на метле. Я вообще много всяких глупостей воображала. До сегодняшней ночи. Например, что я – могущественная ведьма, что мне надо было родиться на дюжину веков пораньше, чтобы стать грозной воительницей, обращающей в бегство целые отряды врагов. Как выяснилось, я даже не в состоянии защитить саму себя от какого-то маггла. Волевым усилием я подавляю приступ тошноты и торопливо натягиваю на себя болтающиеся возле колен джинсы. Трусики, кажется, порваны по шву, но держатся благодаря резинке. Почему-то именно моё пострадавшее бельё мне сейчас жальче всего. До слёз. Чьи-то ладони ложатся на мои плечи, вцепляются, трясут, тянут вверх… А у меня открылось второе дыхание, и я вырываюсь из хватки, беспорядочно колочу по голове и плечам того, кто меня держит. Но он лишь крепче прижимает меня к себе, гладит по волосам, и постепенно к моему сознанию пробивается знакомый голос: – Лили, Лили, успокойся! Всё, уже всё… Лили… – Джеймс! Я прячу мокрое лицо у брата на груди, продолжая молотить его кулаками, как заведённая. Он поднимает меня с травы и переносит к костру. Я чувствую жар от огня, но всё равно никак не могу унять дрожь. Джеймс шарит по земле взглядом, ищет, что бы на меня накинуть, и наконец протягивает позабытую в борьбе куртку Ричи. Взвизгнув, я отбрасываю её в огонь, где она моментально оплавляется, съёживается в уродливый тёмный комок, над которым пляшут причудливые изумрудно-зелёные языки пламени. От костра мерзко воняет, и я отодвигаюсь – уж лучше замёрзнуть, чем пропахнуть этим. Джеймс со вздохом начинает стягивать с себя футболку – это единственное, чем он может со мной поделиться, но в этот момент к нам приближается ещё один волшебник. Малфой-младший. Он, ни слова ни говоря, расстёгивает свою мантию и отдаёт мне. Наверное, вздумай он собственноручно накинуть её на мои плечи, со мной бы опять приключилась истерика. А так я принимаю мантию и укутываюсь в неё – пахнущую полётом и тем миром, из которого я сбежала в этот кошмар. В том мире попросту невозможно вообразить такое… – Где они? – спрашиваю я у брата, и тот мотает головой в направлении палаток. Я встаю и на нетвёрдых ногах иду туда, на голоса. Джеймс и Скорпиус следуют за мной. Все четверо магглов болтаются, подвешенные в воздух вниз головами. Наверное, это должно смотреться комично, но никто не смеётся. – Лили? – мистер Малфой с поднятой палочкой оборачивается на звук моих шагов. – Как вы? – Нормально, – отвечаю я, сама пугаясь своего неживого голоса. – Спасибо. – Они не…? Вы… – Нет, вы успели… вовремя… Звучит как насмешка. Но если бы этот урод добился своего, мне бы наверное осталось только умереть. А сейчас мне умирать совсем не хочется. Мне хочется убить его, убить их всех – и стереть из своей памяти навсегда. Мистер Малфой кивает с заметным облегчением. – Ну, что будем с ними делать? – раздаётся из темноты ещё один голос. – Сдать местным властям? – неуверенно предлагает мистер Малфой. – Ты смеёшься? – мистер Флинт подходит ближе. – При самом хорошем раскладе этот подонок проведёт за решёткой всего несколько лет. Выйдет молодым и полным сил. А подельники и вовсе отделаются штрафами – и то за браконьерство. К тому же не забывай: мисс Поттер придётся давать показания, у полиции наверняка возникнут вопросы насчёт лагеря – и что тогда? – А что ты предлагаешь? – Который из них? – мистер Флинт пристально смотрит на меня, заставляя поднять голову. – Кто это сделал? – Этот, – я без колебаний вытягиваю руку, едва не ткнув несостоявшемуся насильнику пальцем в лоб. – Фините Инкантатем. – Кто вы такие?! – затравленно спрашивает тот, едва только с него спадают чары онемения. – Что вам нужно? – Драко, опусти его на землю. – Что ты собираешься с ним делать? – Кастрирую, – буднично отвечает мистер Флинт. – А приятели отделаются импотенцией. Я бы убил всех четверых, но ты же, разумеется, этого не одобришь… – Рад, что ты это понимаешь. – Эй, вы что? Дурацкие шутки! Ничего же не было! Я ничего ей не сделал!!! – Погоди, пока дети улетят, – с этими словами мистер Малфой расколдовывает вопящего Ричи, и тот шмякается о землю. – Я остаюсь, – твёрдо заявляет Скорпиус. – Я тоже, – тихо добавляет Джеймс. – Нет, постойте! Вы не можете! Помогите!!! Трое его дружков беспомощно раскачиваются в воздухе, но по их лицам ясно, что даже будь они свободны – вряд ли поспешили бы выручать приятеля. – В таком случае я увожу Лили, – мистер Малфой осторожно берёт меня за запястье. Я не пытаюсь вырываться, но идти за ним не собираюсь. – Ты нужен мне здесь. Кто-то должен будет наложить Обливиэйт. Я, конечно, могу и сам, но есть риск выжечь им мозги… – и мистер Флинт вдруг улыбается опасной улыбкой. – Я умею, – вновь выступает младший Малфой. – Скорпиус! – Что?! – вызывающе отвечает он на упрёк в отцовском голосе. – Кто-то должен это сделать. А ты доставь её в лагерь. – Я тоже хочу видеть, – возражаю я. – Нет! – хором в три голоса произносят Джеймс и оба Малфоя. – Юная леди, сейчас тут будет много крови, – улыбка мистера Флинта превращается практически в хищный оскал. – Отправляйтесь. Ричи тонко скулит, парализованный каким-то невербальным заклинанием. Мистер Малфой опускает палочку, и остальные трое магглов тоже валятся нам под ноги. Кевина бурно тошнит. – Стойте! – Томас кидается к мистеру Малфою. – Отпустите нас. Ведь это был только он! – он тычет дрожащей рукой в скорчившегося Ричи. – Мы ни при чём. – Да, всё было по-честному, – вступает Тильда. – Один на один, мы ему не помогали! – По-честному? – переспрашивает мистер Малфой и брезгливо отдёргивает край мантии от скрюченных пальцев Томаса, ползущего за ним на коленях. – Что ж, вы остаётесь в выигрышном положении: вас четверо против троих. Это более чем честно. Пойдёмте, Лили. И я подчиняюсь. Не потому, что мистер Флинт запугал меня обещанием жестокого зрелища. Просто чувствую, что уже победила. Эта жалкая пародия на мужчину больше не потревожит меня, теперь я действительно смогу легко его забыть. Он не станет причиной ночных кошмаров, он – раздавленное ничтожество. Я оборачиваюсь. – Мистер Флинт! – Да, мисс Поттер? – Не надо крови. Достаточно и заклинания. – Как скажете, юная леди, – он отдаёт подобие салюта, приложив два пальца к воображаемому краю воображаемой шляпы. Мистер Малфой седлает метлу и указывает мне на место перед собой. Спустя мгновенье поляна с костром уходит из-под ног, мы вертикально поднимаемся над зарослями, потом ещё выше – в открытое небо над холмами. Оно уже начало светлеть, и звёзд почти не видно. Мистер Малфой закладывает широкий вираж, совсем не в том направлении, в котором, по моим предположениям, находится лагерь. Ещё два дня назад я бы всё отдала за то, чтобы вот так полетать с ним. Чтобы прижиматься спиной к его груди, чтобы его рука обнимала меня за талию, помогая удерживать равновесие… Я могла бы несколько лет потратить на подобные бессмысленные девчачьи мечты. Наверное, всё, что случилось, можно с полным правом назвать везением. Можно сказать, что я не только вышла сухой из воды, но и извлекла из этого урок. Даже несколько. – Спасибо! – чтобы мистер Малфой меня услышал, приходится запрокинуть к нему голову и почти кричать. – Спасибо, что спасли меня! – Вам повезло. Мы как раз закончили прочёсывать те холмы и уже собирались поворачивать к лагерю, когда Скорпиус засёк вспышку. Что это было? – Наверное, стихийная магия. Не сильно-то она мне помогла… Он ничего не отвечает, только обнимает крепче. Может быть, мне теперь никогда в жизни не захочется ни с кем целоваться. Но чувствовать себя спасённой, оберегаемой, защищённой – это всё ещё приятно. – Мистер Малфой! – я вскидываюсь так резко, что он едва не теряет управление. – Мы должны немедленно вернуться! – В чём дело, Лили? – Их надо остановить. Нельзя колдовать, Министерство непременно засечёт незаконное использование Обливиэйта – а поблизости только наш лагерь! Будут неприятности. – Не будет! – весело кричит в ответ мистер Малфой. – У Маркуса есть артефакт, экранирующий небольшую область вокруг. Но спасибо за беспокойство! Я поворачиваюсь, заглядываю ему в лицо, неожиданно помолодевшее, разгорячённое полётом – и горечь от его предательства растворяется. Может, на меня втихаря навели порчу всепрощения? Вообразив подобное заклятье, я не могу сдержать истерического хихиканья и утыкаюсь мистеру Малфою в грудь. – Лили?! Вы плачете или смеётесь? Я сама не знаю. Ведь эти слёзы на глазах – они могут быть и от ветра. – Почему вы не боитесь, что я всё расскажу отцу? Про артефакт, про ваши с мистером Флинтом планы? – Не знаю! – он беспечно встряхивает головой. – А вы собираетесь? – Не знаю! Буду думать! – Думайте! – Мистер Малфой… Вы делаете это добровольно? Вы и мистер Флинт – чего вы хотите? – Защитить наш мир. Противостоять таким, как эти сегодняшние магглы. И тем, кто гораздо, гораздо хуже. Вы поймёте, потом! Я хочу понять. Ничего на свете я так не хочу, как понять. И ничего так не боюсь, как ошибиться.
Фехтмейстер и ученик: *** "Магическое истощение", – постановила лагерная медсестра. Может быть, из-за стресса, а может, виноват тот стихийный выплеск – теперь уже неважно. Ближайшие несколько дней мне придётся оставаться под наблюдением в изоляторе и пить какую-то мерзейшую бурду, которая вроде как должна превратить меня из почти полного сквиба обратно в волшебницу. Тупость какая-то, вернули бы лучше палочку! Возможно, мистер Малфой просто боится, что я опять сбегу? Но мне показалось, мы отлично поняли друг друга. Он должен был почувствовать, что я ему не враг! То, что я дочь Гарри Поттера, ещё не делает меня осведомительницей аврората. Наверное, это смешно, но я верю, что мистер Малфой сказал мне правду. Иначе что ему помешало закопать нас с Джеймсом на той поляне? Весь лагерь знает, что я сбежала. А дальше остаётся только представить всё так, как будто Джеймс отправился меня искать и тоже не вернулся. И свалить двойное убийство на четверых подозрительных магглов, у которых найдут какие-нибудь наши вещи. А у Ричи так вообще должны быть свежие царапины от моих ногтей. Если бы моё тело обнаружили маггловские власти, то экспертиза показала бы, что мы боролись и он, к примеру, задушил меня в состоянии аффекта. А потом вместе с дружками убил моего брата, который подоспел на помощь в одиночку. Я немного знаю от папы о методах работы маггловской полиции и уверена – было бы несложно организовать несколько убедительных улик. А то и "добровольное" признание Ричи под Империо. К тому же моменту, как прибудут авроры, обвиняемый может успеть повеситься в камере – вот и нет концов. Решать в уме эту задачку – как убедить Главного аврора магической Британии, что руководство квиддичного лагеря непричастно к трагической смерти его детей – оказывается настолько увлекательно, что я никак не могу заснуть, так и эдак крутя в голове разнообразные варианты. Звучит безумно, но это меня успокаивает. А уж когда среди голосов за дверью я начинаю различать голос Джеймса, то расслабляюсь совсем и закрываю глаза. Не хочу ни с кем объясняться прямо сейчас – особенно с братом. – Как она? Приближающиеся шаги, шуршание отодвигаемой ширмы… – Спит. Приходите завтра, мистер Поттер. – Но я только… – Идите, Джеймс. Утреннюю тренировку никто не отменял. – Да, тренер! – Скорпиус, тебя это тоже касается. Слышал мистера Флинта? – Па-а-ап… – Шагайте отсюда оба! Вам осталось два с половиной часа на сон. Даже меньше. Дверь снова скрипит, закрываясь за изгнанными Джеймсом и Скорпиусом. – Дафна, сделаешь нам кофе? – Для тебя – всё что угодно! Марк, тебе тоже? Шарканье стульев – мистер Малфой и мистер Флинт усаживаются возле письменного стола, стоящего при входе в изолятор. – Всё прошло нормально? – Более чем. Сын твой отлично справился. Когда это ты его так натаскать успел? – Я тут ни при чём. Мальчик всегда был любознательным, а библиотеку Мэнора удалось сохранить, несмотря ни на что. Мистер Флинт недоверчиво хмыкает. – В общем, стёрли этим уродам память и внушили им возвращаться по домам. Если не попадутся по дороге за браконьерство… а впрочем, попадутся – тоже нестрашно, ничего интересного они властям не поведают. Главное, чтобы история с побегом мисс Поттер не вышла за пределы лагеря. Или хотя бы не сразу вышла. – Ваш кофе, мальчики! Тяжёлый день предстоит, да? – Не то слово, – с зевком отвечает мистер Малфой. – Пошли вторые сутки без сна. Мне стыдно, правда стыдно! Только теперь я начинаю понимать, сколько людей поставила на уши своей выходкой. А бедный Джеймс – что он пережил! Счастье ещё, что не сообщили родителям. – Мисс Поттер, что вы там крутитесь? Не спится? "Так точно, сэр!" – почему-то мне хочется ответить именно так. Но пока остаётся надежда, что мистер Флинт заговорил со мной просто наудачу, я не собираюсь подтверждать его догадку и замираю, пытаясь выровнять дыхание. Под тяжёлыми шагами тренера скрипят половицы. Судя по звукам, он встаёт у изножия моей койки и, наверное, смотрит на меня. Потом, постояв так пару минут, возвращается к столу. – Смелая девчонка! Уж на что меня трудно впечатлить, но то, как она мужественно… Я знаю, это всего лишь тактическая хитрость – чтобы мне стало неловко подслушивать и я бы созналась, что не сплю. Знаю точно. Но мне всё равно неловко. – Мистер Флинт! – И абсолютная гриффиндорка впридачу, – с нотками торжества в голосе заключает мистер Флинт. "Не такая уж абсолютная, сэр!" – в свою очередь торжествую я, вспоминая разговор на веранде тренерского домика. Интересно, они вообще поняли, почему я сбежала? – Как вы себя чувствуете, Лили? – мистер Малфой подходит к моей койке, но не садится. – Если не можете заснуть, надо выпить зелье. – Ей нельзя, – вмешивается медсестра. – Индивидуальная непереносимость. Мисс Поттер, вам что-нибудь нужно? – Да. Я хочу поговорить с мистером Флинтом, – решаюсь я. – Наедине. – Только недолго. Ты понял меня, Марк? Мистер Флинт возвращается ко мне, левитируя свой стул. – Отдыхайте, Лили, – прощается от двери мистер Малфой и выходит, сопровождаемый медсестрой. В изоляторе воцаряется мёртвая тишина. Только мистер Флинт через равные промежутки хладнокровно прихлёбывает свой кофе. И смотрит, не отрываясь смотрит мне в глаза. Я пытаюсь выдержать его взгляд, но это абсолютно гиблое дело. Что же вы такое, мистер Флинт? Что вы задумали сделать из нашего лагеря? И как вышло, что вместо того, чтобы обвинять, я чувствую виноватой себя? И ещё кое-что я понимаю за эти вязкие, шероховатые минуты, пока мы играем в гляделки. Что, несмотря на необъяснимую, так до конца и не прошедшую очарованность слизеринцами, мне самой нравится быть именно гриффиндоркой. Шокировать их честностью и прямотой, колотиться горячим сердцем о ледяные панцири, доказать им всем – да и самой себе! – что доверять не страшно, гораздо страшнее всю жизнь прожить настороже, никогда и никому не открывая себя настоящего. Вот почему я набираю побольше воздуха и нарушаю молчание: – Что у вас произошло с моим отцом, сэр? Это он посадил вас в тюрьму? Тёмные глаза смотрят остро и напряжённо, что совсем не вяжется с улыбкой на губах – той самой, хищной, пиратской улыбкой, которую я уже видела сегодня. – А вы и в самом деле занятная… мисс Поттер. – Так это правда? – Не совсем. Скорее, не стал оттуда вытаскивать. Вы действительно хотите знать, как всё было? – Хочу. Он долго сидит молча, только на этот раз смотрит мимо меня, в какое-то другое измерение. – Её звали Кэти. И она отказывалась выйти за меня замуж. У меня карьера, у неё карьера, только её положение в команде было не таким прочным, как у меня, да и сама команда… среднего пошиба. Неважно. Мы тогда часто ссорились, все об этом знали. Пресса любит такие истории. Но мы продолжали жить вместе, даже дом купили, как она хотела – в тихом пригороде, среди магглов, где нас никто не знал. Это было по-настоящему счастливое время… – мистер Флинт прикрывает глаза, и его лоб прорезает глубокая морщина. Он снова превращается в старика, как тогда, на веранде. – Пока однажды я, придя домой после тренировки, не нашёл её мёртвой, – я тихо ахаю, но он не обращает внимания и продолжает, не открывая глаз: – Она была изнасилована и задушена прямо в нашей спальне. А этот… эта тварь… он всё ещё прятался в доме, когда я вернулся. Я услышал его, но не успел ничего сделать, даже вытащить палочку. Он столкнул меня с лестницы и сбежал. Я очнулся в маггловской больнице. Мне сказали, что я был в коме почти неделю и что Кэти похоронили без меня. И ещё – что я прохожу главным подозреваемым по делу о её убийстве. – Как же так?! – не выдерживаю я. – А вот так! – он невесело усмехается. – Насильник не оставил следов. А мы с ней жили вместе, понимаете? Утром того дня, когда её убили, у нас был… в общем, полиция вполне допускала, что я сам мог изнасиловать и задушить её. А потом оступиться на лестнице, такое вот феноменальное невезение… Врачи, наоборот, называли меня счастливчиком, утверждали, что я выжил чудом, и сначала считали, что я никогда не смогу ходить. Когда повреждение позвоночника тоже само собой прошло, они объявили это вторым чудом. Конечно, откуда им знать… Если бы меня лечили в Мунго, то эта травма вообще не оставила бы и следа. Как бы то ни было, я довольно быстро поправился, и следователь отправил меня за решётку до суда. – А папа? – Он навестил меня однажды. Уже там, в тюрьме. Сказал, что, раз дело находится в производстве у магглов, так тому и быть. Мол, в волшебном мире меня сразу линчуют, потому что общественное мнение уже сложилось не в мою пользу, а полицейские разберутся, если я и вправду невиновен. Так и сказал – "если". Всё-таки трагическая ошибка, что такой высокий пост доверили полукровке, к тому же выросшему в изоляции от нашего сообщества. – Почему это?! – вскидываюсь я. – Будь ваш отец воспитан магами, он бы знал, что ни один чистокровный волшебник не в состоянии совершить сексуальное насилие над женщиной. Будь он сам чистокровным – он бы это чувствовал. Это древнее табу, накрепко завязаное с самой природой магии. Так же ни одна чистокровная волшебница никогда не сможет пойти на аборт – это исключительно маггловское изобретение. Стоит мистеру Флинту только произнести это слово – и меня передёргивает от омерзения. Он замечает брезгливую гримасу на моём лице и удовлетворённо кивает. – Вот видите – вы это чувствуете, потому что в вас больше волшебной крови. Так уж мы устроены. Поэтому на самом деле никто в магическом мире не поверил бы, что я мог изнасиловать Кэти. А ваш отец поверил. И предпочёл умыть руки и не вмешиваться, предоставив решать мою судьбу маггловским властям. – Но они вас оправдали? – Оправдали… после того, как задержали настоящего убийцу. На его счету оказалось ещё семь жертв по всей стране. По одному из эпизодов, кстати, тоже посадили невиновного. В тюрьме этот парень вскрыл себе вены – не выдержал издевательств. Вот такое оно – маггловское правосудие. – Вы тогда… я слышала ваш разговор с мистером Малфоем… – смущённо признаюсь я. – Вы сказали, что хотели бы сами отомстить за неё? – Это не совсем то, что я тогда имел в виду. Невыносимо было думать, что её убийца разгуливает на свободе, а я ничего не могу с этим поделать. Что его даже не ищут и, возможно, не поймают никогда. – Но всё-таки – вы хотели бы сами отомстить за неё? Мистер Флинт смотрит пристально, с непонятным выражением, и до меня вдруг доходит: никакой он не старик, просто это я в сравнении с ним – неразумный младенец. Который с жадным любопытством лезет в ещё кровоточащую рану. Он, наверное, видит и понимает моё смятение, потому что что-то мелькает в его взгляде – что-то, очень похожее на совершенно неуместное сейчас веселье. Словно он думает: "Забавная зверушка!" или вроде того. Тем не менее, отвечает мистер Флинт со всей серьёзностью: – Мисс Поттер. Когда я сказал, что предпочёл бы убить тех магглов, я не шутил. Для насильников существует только одно адекватное наказание – смерть. Так что я бы убивал их всех. А того, кто сделал это с Кэти… наверное я бы даже получил от этого удовольствие. Мне должно бы быть страшно. Скорее всего, мистер Флинт именно этого и добивается – чтобы я вскочила и с рёвом побежала отсюда прочь, жалобно призывая на помощь папочку. Произойди этот разговор ещё позавчера, возможно, я так бы и сделала. Но сегодня всё совсем иначе. – Так вы для этого собрали лагерь? Как альтернативу и маггловской полиции, и аврорату? – В смысле – чтобы обшаривать национальные парки страны в поисках всяких уродов? Нет, к сожалению, у нас другие цели. – К сожалению? – Боюсь, что в скором времени нам придётся противостоять полиции. А возможно и аврорам, по крайней мере поначалу. Пока они не разберутся, что происходит. – Я не понимаю… – Магглы знают о существовании нашего мира. И не те, кому это положено – вроде Премьер-министра или родственников магглорождённых, а силовые структуры. Те самые, что отвечают за непрекращающиеся войны на Ближнем Востоке, те, что подогревают этот котёл в своих интересах. Уже несколько лет в Лондоне пропадают волшебники. Недавно одному из них удалось сбежать от тех, кто стоит за этими исчезновениями. Он пришёл ко мне за помощью и рассказывал чудовищные вещи. Магглы следят за нами. Сейчас они, возможно, уже в курсе того, где находится выход из Министерства. Если так пойдёт дальше, скоро у них будет карта всех наших поселений по стране. – Зачем?! Зачем им это? – Если вас устроит ответ "из любопытства", я буду в вас сильно разочарован, мисс Поттер. – Они хотят нас уничтожить? – сиплым шёпотом спрашиваю я. Но мне всё ещё не страшно. Я словно попала в увлекательную сказку, где впереди ждут невероятные приключения. – Как в средние века? Он качает головой. – Пока что они изучают наши возможности и думают, как использовать их в своих целях. Эдриан рассказывал мне о том, какие ему устраивали проверки, о чём спрашивали – они как будто тестируют новый вид мощного оружия, с помощью которого собираются победить в своей паскудной войне. Достаточно захватить в заложники какой-нибудь Оттери-Сент-Кэчпоул – и командуй хоть взводом волшебников-добровольцев. Пойдут, как миленькие, и будут убивать, кого прикажут. Я смотрю мистеру Флинту в глаза и гадаю, случайно ли он назвал в качестве примера поселения потенциальных заложников именно то место, где у меня живёт больше всего родственников и друзей. – А почему ваш знакомый не обратился к аврорам? – Потому что мы им не доверяем, – отвечает он спокойно, и я понимаю: всё неслучайно. Точнее, всё, что произошло со мной в последние сутки, оказалось настолько на руку мистеру Флинту, что, даже будь у него хроноворот, он не стал бы ничего менять. Разве это не удача для экстремистской группировки – получить шанс перетянуть дочь Главного аврора на свою сторону? Хотя бы это должно меня пугать, разве нет? Так почему же я всё яснее понимаю, что мне плевать на этичность методов мистера Флинта, что я позволю ему манипулировать собой, использовать в своих интересах? Уж лучше это, чем продолжать жить во лжи, которой меня окружило наше доброе, беспроблемное, магглолюбивое общество. – Не доверяете… – повторяю я тупо, просто чтобы хоть что-то сказать. – Прежде всего потому, что Эдриан своими глазами видел там, в их исследовательском центре, ещё троих волшебников, которые явно сотрудничали с магглами не добровольно. И слышал ещё о двоих, покинувших свои камеры в пластиковых мешках. Видимо, не выдержали тестов, а может, нашли способ покончить с собой. Так почему же магический мир их не хватился? С двадцать первого года я насчитал шестнадцать бесследных исчезновений волшебников в одном только Лондоне. Просто опросив своих знакомых, не слышали ли они чего. С несколькими семьями, в которых кто-то пропал, я поговорил лично. Все они, разумеется, делали заявления в аврорат. Но ни одного словечка об этом не просочилось за пределы подведомственного вашему отцу этажа. Как думаете, мисс Поттер, общество не должно быть информировано о возможной угрозе со стороны маггловских спецслужб? Мы не имеем права принимать меры защиты, пока нас всех не переловили по одиночке? – Вы считаете, мой отец замешан в этом, сэр? – У вас, мисс Поттер, уникальный талант – сводить слова собеседника к некоему радикальному суждению, которое одновременно очень близко к истине и ложно. Нет, я не считаю, что ваш отец или кто бы то ни было в Министерстве сознательно помогает поставлять подопытный материал для маггловских экспериментов. Хотя бы потому, что если бы существовал подобный осведомитель, не было бы нужды в слежке и всё делалось бы гораздо чище. Нет, похоже, что о существовании волшебного мира им стало известно случайно. Но вот замалчивание, игнорирование опасности, нежелание увидеть за отдельными случаями одну большую проблему, имя которой – магглы… В этом я вижу прямую вину всех крупных шишек нашего Министерства. Пока они зажмуривают глаза, отказываясь признать очевидное, каждая новая смерть в этом чёртовом центре будет на их совести. В том числе и на совести вашего отца. – Вы давно знаете о существовании этого центра? – Уже почти год. Эдриан появился у меня в начале сентября. – И вы с тех пор даже не попытались добиться от аврората… – У нас нет доказательств, – перебивает он. – У нас дурная репутация. А с этим недавно принятым законом о подстрекательстве, любые речи о том, что магглы вовсе не такие безобидные, какими их хочется видеть благодушно настроенным гражданам, считаются преступными. – Но ведь есть веритасерум… – Его тоже можно обмануть. К тому же, Эдриан – единственный, кто мог бы дать свидетельские показания, а он исчез так же внезапно, как и появился. Возможно, ему удалось бежать из страны, как он и собирался, а может, его снова поймали. – Ну хорошо, а анонимные письма? – Вы думаете, мы их не писали? Причём не только в аврорат – практически во все отделы Министерства и во все существующие газеты. Только одна взялась напечатать наш материал. Весь тираж был изъят и уничтожен в соответствии с новым законодательством. Поймите, мисс Поттер, когда люди не хотят, чтобы на их картину мира покушались, они противодействуют этому решительно и довольно агрессивно. Министерство отчаянно цепляется за иллюзию стабильности и будет продолжать в том же духе, пока мы не ткнём их носом в факты. – Значит, вам нужна я. Меня отец послушает. – А вам, мисс Поттер, промыли мозги, – он улыбается уголком рта. – Так что всё, что предпримет ваш отец по этому поводу – оградит вас от общения с неподобающей компанией. – Ха! – темпераментно восклицаю я, забывшись, и мистер Флинт улыбается шире – на этот раз тепло и искренне. Даже не знала, что он так умеет. – Нет, мисс Поттер, не стоит и пробовать. Мы сами защитим наш мир. То же самое говорил и мистер Малфой. О том, что их цель – противостоять тем, кто ещё хуже, чем сегодняшние магглы. Защитить мир. – Я нужна вам, – повторяю я тихо.
Фехтмейстер и ученик: *** В изоляторе смертельно скучно. Мерлин знает, почему мне нельзя проходить курс лечения вне этих до тошноты надоевших стен. Прошло всего два дня, а кажется, что вечность. Джеймс притащил мне целую стопку свежих номеров "Квиддича" – богатство, выклянчить которое у него раньше было совершенно невозможно. А теперь мне уже неинтересно. Я бездумно листаю глянцевые страницы, подмигиваю в ответ красующимся звёздам профессиональной лиги и не могу понять, что же я находила в этом игрушечном мире. Он яркий, сверкающий, как рождественская ёлка, и имеет примерно столько же отношения к реальной жизни. Недаром стиль тренировок мистера Малфоя сразу показался мне отличающимся от того, что я видела раньше. Взрослым. Если подумать, он учит нас не играть в квиддич – он учит нас воевать в воздухе. Уклоняться от ударов, прикрывать напарника, уходить от погони. Конечно, увернуться от пули сложнее, чем от бладжера, но я уже сейчас отчётливо вижу, как можно дополнить изучаемые нами приёмы боевыми заклинаниями. Те же щитовые чары будут вполне эффективны… Поля журнала покрываются одной мне понятными значками, я на ходу изобретаю собственную систему записи тактических построений и с её помощью зарисовываю схематичные решения простейших задачек: двое на одного, один против троих, круговая оборона… – Что это ты делаешь? Вздрогнув, я роняю перо, с таким трудом выпрошенное у суровой мисс Гринграсс. Оно беспомощно кувыркается, орошая простыни чернильными брызгами, и опускается под ноги младшему Малфою. – Ничего, что было бы тебе интересно. Я грублю не из принципиальных убеждений или антипатии, а от растерянности. Потому что понятия не имею, как вести себя с ним после всего. Зачем он вообще пришёл – насмешничать, издеваться? Не похоже. Больше смахивает на то, что он и сам этого не знает. – Ну… ты как тут? – предпринимает он ещё одну попытку цивилизованного разговора. – Скучно, – честно признаюсь я. – Попроси свою тётушку, чтобы она меня выпустила наконец! – Она, похоже, знает, что делает. Всем будет спокойнее, если ты подольше посидишь под замком… Наверное, он собирался пошутить. Но жалкий, неуверенный смешок не может сгладить мерзкого смысла его слов. – Хочешь сказать, я сама виновата, сама нарвалась, да? – тихо-тихо спрашиваю я. У меня всегда так: чем яростнее бурлит внутри – тем тише голос. – А ты, поди, уже всему лагерю растрепал в подробностях? Я так отчётливо представляю пущенный за моей спиной слух, что, будь у меня сейчас палочка – уложила бы этого скорпиона на соседнюю койку. Надолго. – Беда с тобой, – вздыхает он и неожиданно присаживается на край моей постели. – Никому я ничего не трепал, спи спокойно, параноик несчастный. В лагере говорят, что ты просто заблудилась. Кем он себя вообразил? Джеймсом? Что ещё за братский, снисходительный тон? "Ты была идиоткой, но мы тебя прощаем…" – Не смей меня жалеть! – цежу я сквозь зубы. – Я в порядке. И больше ни одна мразь… "Я буду осторожным… Сейчас будет приятно…" Я едва успеваю подскочить к мойке, как меня выворачивает, ещё и ещё, хотя, казалось бы, уже нечем. – Уйди… – удаётся мне простонать между спазмами. Но младший Малфой продолжает молча стоять рядом, похлопывая меня между лопаток. Обессилев, я сползаю на пол и приваливаюсь к стенке. Скорпиус опускается на колени напротив меня. – Возьми, – он настойчиво суёт мне в руку свой безупречно белый платок, обшитый кружевами. – Ты не виновата, слышишь? Никто так не думает. Ты не виновата. – Виновата. Я была слабой. Я должна была что-то сделать, а я… я… Оставь меня, не трогай! Больше никогда… никогда не буду слабой! Я захлёбываюсь рыданиями, потом меня снова тошнит, потом медсестра вливает мне в горло какое-то зелье… Остальное уже воспринимается сквозь туман и отупение: медленно-медленно, увязая в наполненном успокаивающим шёпотом воздухе, я плетусь обратно к своей кровати, поддерживаемая с обеих сторон. К ногам как будто привязаны пудовые гири. Лежать тоже некомфортно. Мне всё кажется, что я ужасно тяжёлая, что пружины койки растягиваются, растягиваются и вот-вот не выдержат моего веса. Голоса вокруг становятся всё тише и тише, отдаляются, растворяются, тают… Век тоже не поднять, но я всё равно чувствую, что осталась не одна. Шуршат страницы журнала, колеблется от чьего-то дыхания пламя светильника – клянусь, я слышу даже это! В девять лет я переболела драконовой оспой – так вот тогда родители тоже не могли поверить, что, лёжа в беспамятстве после кризиса, я на самом деле осознавала всё. – Эй! Джеймс, это ты? – Лили! Как вы себя чувствуете? – Пить… Чья-то рука приподнимает мою голову над подушкой, а губ касается прохладное стекло стакана. Я пью медленно, горло словно опухло и с трудом пропускает даже несколько глотков воды. – Тише, тише… Сейчас я позову мисс Гринграсс. – Не надо, – хриплю я и слабо машу в воздухе, в попытке нашарить ладонь собеседника. – Посидите со мной вы… мистер Малфой. – Я здесь, – он накрывает мои пальцы тёплой рукой. – Почему темно? Сколько сейчас времени? – Ночь. Вы проспали почти двое суток. Не может быть! Я же только что… – Что со мной было? – Обычный срыв. Вы слишком старались держаться. Но иногда нужно позволить себе побыть слабой, испугаться, поплакать… Зато теперь всё позади. Должно быть, магия уже восстановилась, утром мисс Гринграсс проверит, можно ли отпустить вас отсюда. – Здорово! – наверняка оживление выходит каким-то бледненьким, наигранным, но я на самом деле рада. Вот только не очень верю, что к завтрашнему утру окажусь в состоянии передвигаться без посторонней помощи. Видимо, меня напоили-таки какой-то модификацией сонного зелья, не с такими убойными побочными эффектами, но тем не менее… – Вы давно тут сидите? – С ужина. У меня было интересное чтение, – добавляет он с улыбкой в голосе. – А? – я пытаюсь сфокусировать взгляд на ярком пятне, лежащем поверх моего одеяла. – Что-то мне подсказывает, что "Имп.", "Ст." и "Пр." – это не квиддичные термины. – Ой! – Да уж, ой. Я надеюсь, что "Имп." – это хотя бы не "Империо"? – "Импедимента", – отчаянно зажмурившись, сознаюсь я. – Только я не уверена, что это действует на неодушевлённые предметы. – Предметы? Какие например? – Ну… например, пуля… Мне хочется с головой накрыться одеялом. И не вылезать до утра. – Занятно… – тянет мистер Малфой и убирает журнал в тумбочку. – Лили! Лили, посмотрите на меня. Ну зачем это вам? – Мне было скучно… – лепечу я. – Нет, зачем вам вообще во всё это ввязываться? Чтобы быть с теми, кто не позволяет себя топтать. С теми, с кем рядом не страшно. С теми, кто готовится дать отпор. Чтобы просто быть с вами, мистер Малфой, чтобы однажды заслужить право обращаться к вам по имени… Чтобы называть мистера Флинта "капитаном" так же небрежно, как это делаете вы. Чтобы сбросить ярлык дочери Гарри Поттера, чтобы найти своё собственное место, совершить свои собственные подвиги. – Вы ведь не сообщили ничего моим родителям. О том, что случилось. Почему? Мне всё-таки удалось его удивить. Как минимум, своей наглостью. Что ж, это тоже достижение. – А вы бы хотели, чтобы их поставили в известность? – выкручивается мистер Малфой. Конечно же, нет! После того, каких трудов мне стоило уломать Джеймса держать всё произошедшее в секрете от мамы и папы. Сначала он пытался играть в старшего брата и вообще едва не услал меня домой. Веселее всего то, что сам он при этом собирался остаться в лагере. И, как я подозреваю, не только ради квиддича. Мы мало говорили с ним об откровениях мистера Флинта, но кое-чем я всё же поделилась. Поэтому у нас с Джеймсом очень похожие планы на лето. – Нет, не хотела бы! – рапортую я чётко. – Разрешите мне остаться! Мистер Малфой смотрит странно. Не поймёшь, грустный он или рассерженный, но уж явно не радуется тому, что в их рядах прибыло. Оттого, что с самого начала не хотел втягивать женщин и детей? От этой формулировки мне становится смешно и немного тревожно. В самом деле – кто я для него? Одна из почти четырёх десятков подопечных – та, что доставляет больше всего проблем? Но страшнее всего спросить себя, кто он для меня? Я и раньше-то избегала думать об этом, а теперь, когда я вовсе не уверена, что захочу когда-нибудь отношений с мужчиной… Конечно, волшебники – это совсем другое. Наверное, мистер Флинт прав, и сама магия в моей крови сообщает, что свои никогда не захотят взять меня силой – именно поэтому я не боюсь оставаться с ними наедине, не чувствую рядом с ними тревоги. Но всё-таки теперь, обнимая даже самого любимого, самого надёжного в мире мужчину, я не смогу не вспоминать жадные, потные, грубые руки, шарившие по моему телу… Нет, нет, никогда больше я не захочу, чтобы ко мне прикасались иначе, чем дружески! – Вы взрослая девочка, Лили. Решайте сами. Для того, кто только что чуть не записал себя в монашки, я подозрительно легко краснею. Хорошо, что при таком освещении это вряд ли бросается в глаза. "Решайте". Решайся! – Вы хотите, чтобы я осталась? Силы небесные, Лили, как не стыдно быть такой трусихой! Он молчит. Настаивать на моём отъезде означает привлечь внимание Гарри Поттера к тому, что здесь происходит. Если уж папа учинил натуральное следствие всего лишь по поводу сломанной руки, то моё внезапное желание вернуться домой точно вызовет у него законные подозрения. А дальше ему будет достаточно прислушаться к разговорам в лагере и припереть к стенке особо болтливых. Кто-нибудь обязательно расколется и выложит всю историю с моим неудавшимся побегом. Да хоть тот же Джеймс, который, естественно, сам не свой после случившегося. Если мы с ним покинем лагерь сейчас, папа очень быстро докопается до правды. Так что если бы мистер Малфой мог ответить "останься", он бы уже это сказал. Но он только смотрит на меня каким-то виноватым взглядом. Кажется, если я правильно помню объяснения дяди Рона, такая ситуация называется патовой. – Лили… В эту секунду последний месяц разноцветным вихрем проносится у меня перед глазами: беготня с анкетами по гулким коридорам Министерства, строгий, даже, как мне тогда показалось, сердитый почерк на конверте с персональным портключом, жёсткая ладонь, ухватившись за которую я поднимаюсь с травы… Быстрее и быстрее, стремительный калейдоскоп: неизвестно как и кем начатый в столовой разговор о второй войне, сухой невесёлый смех… "Я не назвал бы это войной. В то время в маггловском мире вооружённые конфликты вспыхивали один за другим, погибали целые города, сотни тысяч людей были согнаны со своих земель, искалечены, убиты… Но волшебники, занятые своими проблемами, которые магглы посчитали бы не более чем разборками двух политических группировок, ничего не замечали. А ведь мы живём на той же самой планете, и, рано или поздно, их дела коснутся и нас. И тогда в наши дома постучится настоящая война. А ещё более вероятно – войдёт без стука…" Первые тренировки, счастливое "могу, могу!" И всегда, неизменно – тёмная фигура на краю поля. Вечереет, мистер Малфой держит руки в карманах брюк, и из-за этого плечи слегка приподняты – настолько по-мальчишески, что, лишь приземлившись рядом, я могу быть уверена, что это действительно он. Выступающие позвонки под белой рубашкой – так и тянет провести по ним пальцем, кажется, что они затрещат при этом мелодично, как "костяшки" ксилофона. Он медленно оборачивается. Глаза – серые, туманные, они всегда немного печальны, их хочется бережно касаться губами, не целовать, а греть дыханием, как будто можно добиться, чтобы эта изморозь растаяла. "Налетались?" Как всё было просто тогда! Как мало мне было нужно: играть в квиддич и слышать своё имя, звучащее так волшебно, так чарующе… "Лили!" – Лили… – Не надо! Не говорите ничего. Я всё понимаю.
Фехтмейстер и ученик: *** Я покидаю опостылевший изолятор как раз накануне очередного родительского дня. "И зачем тебе выписываться? – издевательски поинтересовался как-то Скорпиус после моего третьего или четвёртого попадания в медпункт. – Переселяйся сюда совсем!" Сам, между прочим, пашет землю носом ещё почаще, чем я. Просто я это делаю под более крутым углом и на более высокой скорости. Мисс Гринграсс всерьёз считает, что мне грозит передозировка костероста, если не начать выводить его из организма. А если начать, то придётся отменить все тренировки, даже занятия квиддичем, не говоря уж об "особой программе" – пока не пройдёт период повышенной хрупкости костей и не восстановится нормальный обмен веществ. Это по крайней мере две, а то и три недели, так что ни о чём подобном не может идти и речи. Просто надо очень постараться и не допускать новых травм – вот такие у меня незамысловатые планы на ближайшую неделю. Если, разумеется, удастся без потерь пережить сегодняшний день. С утра в столовой меня встречают приветственными воплями. Всё-таки наши заметно выделяются на общем фоне. Лагерь шепчется завистливо: "Перспективные…" Знали бы они. Мистер Флинт совершенно не имеет жалости или хотя бы чувства меры. Но, видимо, именно это и сплотило нас – тех, кто удостоился чести обучаться по "особой программе". При этом Джеймса и меня "пятая команда" приняла почти сразу наравне с остальными. Конечно, приятно посмотреть, как легендарный слизеринский капитан гоняет ползком по колючим зарослям детей Гарри Поттера! Ради такого зрелища можно и потерпеть наше присутствие. А может, нам помогла молчаливая протекция Скорпиуса, который невесть почему сдружился с Джеймсом. Как бы то ни было, напротив этого пункта моего плана – войти в мир слизеринцев и стать в нём своей – я смело могу поставить жирную галочку: получено собственное "королевство в придачу", число, подпись… Что же касается мистера Малфоя, то я никуда не тороплюсь. Пока мне достаточно того, что есть сейчас. Тревожного взгляда, которым он провожает мои рискованные манёвры на квиддичных тренировках. Одобрительного "молодчина, Лили!" на дополнительных занятиях по тактике. Вечерних посиделок "пятой команды" на крыльце тренерского домика, теперь отгороженного от всего остального лагеря дополнительной линией заклинаний, защищающих от прослушивания. По правде говоря, "уроки политинформации", как называет эти встречи Джеймс, нравятся мне больше всего. Мистер Малфой столько знает о маггловской истории! И он умеет рассказывать так, что буквально предстают перед глазами все эти древние воины и современные диктаторы, глухие стены концлагерей и братские могилы, костры и эшафоты, блестящие на солнце лезвия мечей и чёрное от вражеских бомбардировщиков небо над Лондоном… Держу пари, не я одна жалею, что мистер Малфой не преподаёт в Хогвартсе. Не только потому, что его лекции были бы гораздо интереснее, чем усыпляющее бормотание профессора Биннса, но и потому, что перед всеми нами начинает маячить призрак близкой осени. А расставаться не хочется, страшно снова стать друг другу никем. Особенно нам – тем, кому предстоит вернуться в школу. Если бы был кто-то, кто объединял бы нас и там… – Эй, Рыжая, о чём задумалась? – пихает меня в бок Патрик Кейси. – Ешь быстрей, скоро уже гости пожалуют. Намертво прилепившееся ко мне прозвище внезапно напоминает о ещё одной немаловажной проблеме. Может, в глазах "пятой команды" я и рыжая, но по факту-то предстоит неизбежное объяснение с родителями насчёт моей новой причёски. За прошедший месяц я благополучно забыла об этом нюансе, и теперь меня охватывает паника. Трансфигурировать из чего-нибудь парик? Попросить Джеймса наколдовать иллюзию – вроде, у него здорово получалось? А, чёрт с ними, с объяснениями, у меня, в конце концов, возраст экспериментов! – Поттеры, на выход! Ваш портключ на полдесятого, – напоминает из-за соседнего стола Мэг. В отличие от Патрика, она не состоит в "пятой команде". Но мы по-прежнему делим с ней домик, кроме тех случаев, когда я остаюсь на ночь в медпункте. Она ни о чём не спрашивает – ни о том, что случилось со мной в пустошах, ни о том, чем мы занимаемся сейчас. Мэг на год меня старше и она – одна из тех, по кому я совершенно точно буду скучать, когда мы обе вернёмся в Хогвартс. Звучит, конечно, глупо. – Идём, Лил! – торопит меня Джеймс, одним глотком допивший свой кофе. Мы как раз успеваем добежать до малого поля, куда нацелен открывающийся портал, когда пространство завихряется, образуя коническую воронку, из которой выплёвывает нашего гостя. – Ал! – я повисаю на шее у брата, едва он только встаёт на ноги. Он загорел – даже больше, чем мы с Джеймсом, дни напролёт проводящие на солнце. – На этот раз только ты? – Джеймс приветственно хлопает Ала по плечу, и мы бредём к ближайшей трибуне. – Как видишь. У папы очередной аврал на службе, и он опоздал к портключу, а мама… чувствовала себя не очень хорошо с утра. Деликатный Ал! Ясно же, что мама попросту демонстрирует смертельную обиду, которую ей в очередной раз нанесли неблагодарные дети. Если бы она и вправду приболела, Ал остался бы дома – варить какое-нибудь очередное чудо-зелье, с которым та бурда, что варят в Мунго, даже сравниться не может. Да и вообще, я вижу, когда он врёт! – Передавай ей огромный привет! – я слащаво улыбаюсь. – Пусть поправляется. Ал еле заметно морщится. – Ну, а вы тут как? Мы с Джеймсом переглядываемся. Должно быть, это смотрится подозрительно. Это совершенно точно смотрится подозрительно, но что поделать – мы так и не пришли к единому мнению, до какой степени можно быть искренними с собственной семьёй. Лично я считаю, что сначала нужно поговорить с папой. И уж конечно не раньше, чем разрешит мистер Флинт. А Джеймс… Он наверняка был бы рад отправить "младшую сестрёнку" отсюда восвояси, но знает, что я никогда не прощу его, если он посмеет решать что-то за меня. В общем, лучше по крайней мере до осени помалкивать о том, "как мы тут" на самом деле. – Норма-а-ально, – тянем мы хором, игнорируя острый взгляд брата, в котором читается огромными буквами скептическое "ну-ну". – Ты откуда такой чёрный? – не слишком изящно меняю я тему. – Из Италии. Ездили с тётей Гермионой и Рози в Камерино. Там старинный маггловский университет и уникальная библиотека. Теперь понятно, почему Ал так рвался из лагеря. Видимо, решил отправиться с нами сюда от скуки, а потом, когда замаячила перспектива интересной для него поездки, начал плести интриги, вместо того, чтобы честно признаться, что заплесневелые инкунабулы привлекают его больше, чем лето в нашем обществе. Как будто мы и так этого не знали! – Должно быть, славно отдохнули… – невинно предполагает Джеймс, но Ал тоже мастер переводить разговор на других. – А у меня, тем временем, завелись фанаты и подражатели? – ехидным тоном осведомляется он, стягивая с моей головы наскоро повязанную бандану. – Не льсти себе! – бурчу я, пытаясь пригладить взъерошенные братом волосы. – Мало ли на этой планете короткостриженных брюнетов… – Точно! Вот хотя бы я! – трагически восклицает Джеймс, которого как раз перед летом мама таки вынудила состричь а-ля друидскую косицу, оставив лишь куцый хвостик, который он, впрочем, снова начал отращивать. – Ну а если серьёзно – ты представляешь, что скажет на это папа? – Ал, не занудствуй, а? – жалобно умоляю я. Как будто без него неясно, что по головке меня точно не погладят! – Лучше расскажи, как там Рози. – Да ничего, – уклончиво отвечает Ал, но по его помрачневшему лицу я понимаю, что сестрица, видимо, до сих пор льёт слёзы по этому своему таинственному парню с плохим – иначе как он мог не оценить нашу Розу! – вкусом. Мне за целый год так и не удалось вытянуть из неё имя того, по кому она сохла, но Ал, с которым Роза всегда была ближе, чем с нами, мог бы добиться большего, если бы ему было до этого дело. Все парни такие бессердечные! – Так тебе удалось узнать, – не выдерживаю я, – из-за кого она тогда ревела, на выпускном? Она ему призналась, а он её отшил, да? Ал и Джеймс обмениваются странными взглядами, как будто пытаются договориться, что соврать. Кажется, мне ещё никогда не доводилось быть вычеркнутой из круга посвящённых в какую-нибудь тайну. Сговариваться с Джеймсом за спиной у Ала или с обоими втайне от родителей – этого было сколько угодно. Оказалось, быть по ту сторону баррикады ужасно неприятно. Поэтому я, как ни в чём не бывало, продолжаю шагать по тропинке к домикам, а когда Ал незаметно, как он думает, утягивает Джеймса в сторону и начинает ему что-то яростно нашёптывать, опускаюсь на корточки и неторопливо расшнуровываю кроссовок. У меня отличный слух, вряд ли братья представляют, насколько. – …ты ей так и не рассказал? Я же просил! Я поручил тебе следить, чтобы… – Оставь, Ал, не надо… Он нормальный парень… – Нормальный… Даже если и так, представляешь, что скажет Рози? Что она почувствует? Пусть просто держится подальше… – Ты не понимаешь… Он ничего такого и не пытается. Они всего лишь общаются. – …с этим?! – Говорю же, ты не… – Да что тут понимать?! – Не ори! – оба поворачивают головы в мою сторону, и я беззаботно машу им рукой. – Тебя тут не было, ты сбежал… – Ал, Джеймс, так мы идём?! Вмешаться было необходимо – разговор на повышенных тонах может закончиться тем, что Джеймс в запале скажет что-нибудь лишнее. Жаль, конечно, что не удалось послушать ещё немного – возможно, я бы нашла какой-то смысл в этой белиберде. Но с другой стороны, всё успеется. Когда Ал уедет, мне ничто не помешает вытрясти из Джеймса все их дурацкие секреты. А пока что можно просто наслаждаться летом и тем, что мы снова вместе. Братья догоняют меня, и я, как в детстве, ухватив обоих за шеи и поджав ноги, повисаю на их плечах. Ветер пахнет луговыми травами и близкой грозой. И на пике этой шальной радости и беспричинной любви ко всему миру, меня вдруг пронзает тонкой ледяной иголкой. Я опускаю ноги в траву, но идти не могу, словно нахожусь под действием парализующего заклятья, и братья ещё несколько шагов протаскивают меня волоком, прежде чем остановиться. – Ты чего? Лил? Решая, сообщать или не сообщать папе полученные от мистера Флинта сведения, я думала лишь о том, как бы не навредить "пятой команде" и лагерю. Мне ни разу даже в голову не пришло, что мои родители – это не только потенциальная помеха "особой программе", не только источник проблем, но и возможные новые жертвы маггловских спецслужб. Если нельзя информировать волшебный мир по официальным каналам, каждый должен поставить в известность хотя бы собственную семью. Ведь наверняка все слизеринцы позаботились о своих! Я же… про то, что магглы похищают волшебников, я не рассказала даже Джеймсу. Он как-то сразу принял идею создания гражданского ополчения, не требуя никаких объяснений. Наверное, то, что случилось на пустошах, убедило его в необходимости пройти специальную подготовку, чтобы уметь защищаться и защищать. А может, мистер Флинт нашёл к нему какой-то особый подход. Но я… почему я так легко поверила, что того, чем мы здесь занимаемся, достаточно? – Ал! – Что? "Простите", – шепчу я беззвучно, смиряясь с тем, что, если уж так сложилось и кого-то непременно придётся предать, то я предам мистера Малфоя. Его и мистера Флинта – капитана, старика в сорок восемь лет, молодеющего только от ярости, мстителя, который пытается переплавить свою скорбь в желание уберечь других… Смогу ли я найти узкую тропку между предательством и предательством, сохранить обе своих семьи? Ведь они теперь тоже моя семья: "пятая команда", мистер Малфой, мистер Флинт, мисс Гринграсс… Поймут ли они, захотят ли выслушать, если я сейчас поступлю так, как должна? Даже если ошибусь при этом? – Мне нужно кое о чём вам рассказать, – говорю я братьям. Мои слова звучат как-то невыразительно и скучно, но это как раз даёт надежду. Разве непоправимые ошибки совершают так буднично? – Только не здесь, Лил! – Джеймс озабоченно косится на чудовищных размеров тучу, стремительно пожирающую голубое небо. – Бежим под крышу, пока не хлынуло! Над квиддичным полем, подтверждая его прогноз, вспухает полупрозрачный купол противодождевой защиты. И мы припускаем со всех ног, летим, словно пытаясь оторваться от погони, а вокруг уже тяжело шлёпают по листьям первые капли. Это тоже похоже на воспоминание из детства – бежать, задыхаясь, с бешено колотящимся сердцем, испытывая ужас и восторг одновременно, воображая себя великим воином, в одиночку уводящим за собой несметные вражеские полчища… Тогда у меня отлично получалось спасать мир. <конец>
sine: 8/2
Stu: Преклоняюсь перед артером, шикарная шапка. А вот фик не впечатлил :( 9/1
Lesta-X: очень понравилось, спасибо большое
noel*: гифка шикарна 6/1
Becky Thatcher: Понравилось 8/1
Тёма Рябинкин: 8/1 Восемь потому, что вы можете лучше. * http://www.diary.ru/member/?1569904
Nicole: Симпатишно) 9/1
lady_jane: 8/1
Катори Киса: Невероятно живой текст. Мне очень и очень нравится Лили! Она такая, какая должна быть! И она действительно живая! И к который раз уже повторюсь... *радостно стонет* Бааааанер!! О, какой баннер!!!!!!!!
nataljaolenec: 9\2
Mrs N: http://www.hogwartsnet.ru/mfanf/member.php?l=0&id=54937 прошлая зима Очень понравилось. Стиль выдержан полностью. Нет никакой недоговорённости и в тоже время ощущения, что тебе всё расжёвывают и в рот кладут. Герои все получились очень реалистичные. Даже те, которые за кадром.( а Джинни вы всё-таки не долюбливаете) И конец именно такой, какой и должен быть в моём понимании этой истории. Спасибо. 10/1
Toriya: Понравилось очень-очень! И так грустно и печально, что фик закончился тогда, когда все у героев только начинается, и так хотелось бы оставаться с ними еще долго-долго и узнать, как у них все сложится дальше, потому что все они по-своему близки, от Маркуса до Скорпи с Алом, и все такие настоящие и живые, что хочется с ними дружить и все лучше и лучше их узнавать Спасибо! 10/1
Margaret111: 9/1 http://www.hogwartsnet.ru/mfanf/member.php?l=0&id=30923 на ХогНете с 2007 года
Silverina: 9/1 http://newmoon.diary.ru
Души Романтиков: 9/1 http://pay.diary.ru/member/?1439841
Mila Badger: 9/1
Фехтмейстер и ученик: sine Becky Thatcher Nicole lady_jane nataljaolenec Margaret111 Silverina Души Романтиков Mila Badger спасибо за оценки! Stu, noel*, да, я тоже считаю, что баннер совершенно потрясающий. (И вообще наши артеры - молодцы!) Lesta-X, автор счастлив, спасибо вам! Катори Киса, да, рыжие – они такие... Я тоже в восторге от баннера, ужасно радуюсь, когда его хвалят. Тёма Рябинкин, непременно буду стараться. Спасибо за оценку. Mrs N, автор благодарит за оценку и за тёплые слова и ужасно радуется, что вам понравилось. Что касается Джинни, то в данном случае её просто недолюбливает Лили. Хотя так тоже говорить неправильно, просто у девочки возраст такой, когда почти неизбежны контры именно с матерью. На самом деле Джинни, если приглядеться, вовсе не так уж ужасна здесь. Toriya, огромное спасибо за ваш отзыв и за оценку. Здорово и очень ценно, что герои вам так полюбились. И да, это действительно так: фик закончился, но история только начинается.
Mila Badger: Мне очень понравилось. На первый взгляд обычная история о том, как молоденькая влюбленная дурочка соблазняет взрослого мужчину, несчастливого в браке. Лили так трогательно смакует каждый жест Драко, уже начинаешь сомневаться в том, что эти «знаки внимания» не плод ее разыгравшегося воображения. Но автор мастер сюрпризов)). То что, пережив потрясение, Лили превращается в ярого фаната ИДЕИ описано, на мой взгляд, очень эмоционально и достоверно. Сама мысль, что спецслужбы случайно узнали о существовании маг. мира - дика и неправдоподобна, но это мои заморочки, они почти не повлияли на восприятие текста. Маркус и Драко во главе тайной организации по защите магического мира - неожиданно и странно. Слабо вериться в их бескорыстную и трогательную заботу об отечестве, чудится двойное дно, поэтому не очень удовлетворена окончанием «все только начинается». Очень хочется еще.
Nairi_nai: 10/1 http://www.diary.ru/member/?1324167/
Lea: очень очень очень понравилось. хочется, чтобы это стало большой историей.;) 10/1
без числа: 9\1
полная версия страницы